Вещей рядом со скелетом не оказалось, но в тазовой кости человека застряло острие каменного наконечника копья или дротика. Останки перевезли в Музей естественной и культурной истории университета штата Вашингтон в г. Сиэтл.

Д. Чаттерсу показалось, что череп принадлежал человеку европеоидного облика. Раз так, значит, какому-то из белых «первопроходцев», осваивавшему индейские земли на дальнем Западе и, возможно, убитому настоящими первопроходцами этих земель ― индейцами. Но некоторая доля сомнения все же оставалась, а потому решено было произвести радиоуглеродный анализ. Дата оказалась внушительной ― 9,2 тыс. лет назад. Откуда бы взяться белым людям в Америке в начале голоцена?

Значит, все-таки индеец? Это меняет дело! Не прошло и недели после обнародования результатов анализа, как союз пяти индейских (сахаптинских) племен, обитающих поблизости в резервации ― уматилья, якама, не-персе («проколотые носы» ― так их прозвали французы), ванапум и колвиль ― потребовал у властей предоставить им скелет для перезахоронения. В Белом доме индейцев поддержали, ведь политкорректность была важным пунктом «левой» программы Клинтона. Юридической основой для требования был знаменитый акт, слишком хорошо известный всем американским специалистам по доистории. Документ носит аббревиатуру NAGPRA, принят он был в 1990 г. и официально именуется так: «Акт о защите захоронений коренных жителей Америки и о репатриации». Об этом законе стоит поговорить особо, и начать приходится издалека.

Вряд ли нужно распространяться о том, что европейцы сделали с коренным населением Нового Света ― об этом знают все. Споры идут лишь о том, какая из бед послужила главным фактором вымирания. Физическое ли истребление? Инфекции, против которых у аборигенов не было иммунитета? Разрушение культуры со всеми его социально-демографическими последствиями? Впрочем, не так важны причины, как результат. По последней, очень скромной оценке, принадлежащей Д. Юбелейкеру, численность коренного населения Северной Америки на момент первого контакта с европейцами составляла почти два с половиной миллиона человек. Оценки Г. Добинса несравненно выше ― до 10 и даже до 18 млн (он исходил из того, что к моменту, когда европейцам впервые пришло в голову пересчитать аборигенов, те уже в значительной мере вымерли от повальных эпидемий). Но даже если поверить Д. Юбелейкеру, то все равно выходит, что за пять столетий в результате деятельности колонистов местное население сократилось почти на 80% и к началу ХХ в. едва превышало полмиллиона (эта цифра, естественно, внушает больше доверия). Вымирание шло разными темпами. Если в Калифорнии численность местного населения уменьшилась почти в 30 раз, то жителям арктических районов повезло больше. Слишком уж суровы там были природные условия, что и спасло аборигенов, успевших за многие тысячелетия адаптироваться к жизни в экстремальном климате. Европейцы, к счастью, были к таким условиям менее приспособлены.

До чего, однако, везет странам, где нет национальных проблем! Нельзя ведь считать кенневикские страсти серьезной проблемой для государства. И впрямь, если нет народов (самую только малость не успели истребить), откуда же возьмутся проблемы? Тем не менее в середине ХХ в. белые американцы словно опомнились. Процветающая нация бодрых оптимистов впервые почувствовала нечто вроде уколов совести, которые ей раньше, похоже, не были ведомы. Мало-помалу и вовсе не естественным путем ― за это в 1968 г. отдал жизнь Мартин Лютер Кинг ― стало улучшаться положение потомков чернокожих рабов. Полегче стало и индейцам. Конечно, мертвых не воскресить, а резервация ― это резервация. Возвращать аборигенам земли, на которых высятся небоскребы, работают шахты, зреют хлеба и утопают в роскоши курорты, никто не помышляет, но на индейцев хотя бы стали смотреть как на людей. Вымирание прекратилось, точка «надира» ― минимальной численности ― осталась позади, и местное население стало расти. Правда, это уже не то население. В жилах многих из тех, кто называют себя индейцами, осталось не так уж много индейской крови, да и от местной культуры мало что сохранилось. Но зато теперь власти стали прислушиваться к мнению тех, кого прежде только истребляли и вытесняли.

Автору этой главы довелось слышать рассказ женщины из народа навахо о ее детстве, проведенном в интернате при католической миссии на юго-западе США (это 30-е гг. ХХ в.). Детям, пытавшимся говорить на родном языке, воспитатели мыли рот хозяйственным мылом и терли язык жесткой щеткой (о судьбе их родителей в резервации говорить излишне). Но вот настали новые времена, числиться индейцем стало престижно. При резервациях открылись племенные колледжи. Согласно Акту о защите культуры и свободы вероисповедания коренных американцев, вторгаться на священные территории индейцев запрещено (а много ли таких территорий осталось?).

И вот, после этой преамбулы, мы возвращаемся к NAGPRA. Итак, археологические памятники и древние человеческие останки теперь находятся под защитой. Великолепно! Только зачем же ставить знак равенства между грабителями и учеными? А ведь именно в таком духе истолковали NAGPRA, например, в штате Калифорния, где антропологическое исследование индейских останков (а какими еще могут быть древние останки в Америке?) запрещено. Да и в других штатах антрополог, особенно приезжий, может столкнуться с проблемами. Попав в фонды Музея имени Филда в Чикаго в 1991 г., вскоре после принятия NAGPRA, автор этой главы обнаружил, что дружелюбные и гостеприимные хранители музея мрачнели, как только речь заходила о доступе к индейским останкам, племенная принадлежность которых была точно известна. Нельзя ― и точка. Впрочем, главное ведь что? Обозначить официальную позицию музейной администрации, обменяться с заезжим коллегой взглядами, после чего уйти, плотно закрыв за собой дверь, и на много часов оставить гостя наедине с искушением. Через несколько лет в ведущем американском антропологическом журнале появилась статья автора этой главы и двух его учеников, посвященная сибирско-американским связям, реконструированным по краниологическим данным. Ее выходу никто не препятствовал, хотя все изученные материалы там указаны. Не исключено, что этих материалов уже нет, вернее, они «репатриированы».

Итак, «репатриация»... Кого и куда собираются репатриировать? Уцелевших индейцев на родные земли, откуда их изгнали? Боже упаси! Речь идет всего лишь о хранящихся в музеях останках их предков и предметах индейской культуры. В частности, останки подлежат перезахоронению. Похвальная политкорректность! Самая цивилизованная нация на свете в очередной раз показывает пример остальному миру (в том числе и странам, где аборигены не истреблялись столь жестоко и систематично). Давайте, однако, называть вещи своими именами: после того, как десятки местных племен исчезли с этнической карты, предлагается исправить дело, похоронив заодно и их историю. Впрочем, право на такие похороны предоставляется уже не властям, а старейшинам племен.

Как тут не вспомнить случай, который произошел не в Америке, а у нас в Петербурге, в 90-е гг. прошлого века, когда церкви стали