Гимилькон, униженный и опозоренный, провел остаток жизни, странствуя в бедных одеяниях по храмам Карфагена, укоряя себя за безволие и умоляя богов покарать его. В итоге он уморил себя голодом.[185] Однако покаяния было недостаточно для того, чтобы Магониды сохранили власть. В недалеком будущем господствующей политической силой в Карфагене станет другой клан во главе с Ганноном Великим.

Неизбежно происходили перемены и в политическом устройстве, которых жаждала прежде всего элита. Еще в первые годы V века появилась новая структура исполнительной власти — Трибунал ста четырех. Он формировался из представителей аристократии, надзирал за поведением чиновников и военачальников и был чем-то вроде верховного суда. Продолжал функционировать Совет старейшин, его полномочия даже расширились, «сенаторы» стали опекать финансы и внешнеполитические проблемы. Карфагенское государство теперь возглавляли двое высших должностных лиц, избираемых ежегодно: суффетов. Особая группа комиссаров контролировала общественные работы, налогообложение, расходование государственных средств[186]. Их называли пентархами, и ими могли назначаться только члены Трибунала ста четырех.

Тем временем война с Сиракузами не кончалась: ни одна из сторон не могла добиться явного превосходства. Карфагеняне даже попытались открыть второй фронт противостояния с Дионисием — в Южной Италии. Обе стороны одерживали победы, сиракузцы — при Кабалах, карфагеняне — при Кронии, но ни одной из них не удавалось закрепить достигнутое военное преимущество. Наконец в 373 году противники, понесшие большие потери, подписали новый мирный договор, признающий прежнее разделение территориальных сфер влияния.[187] Однако, реагируя лишь на сиюминутные угрозы и отстаивая только свои интересы, фракция Ганнона, подобно Магонидам, доказала, что она не способна гарантировать Карфагену долговременную безопасность и длительный мир. После каждой неудачи Дионисий располагал достаточным временем для переформирования армии, восстановления сил и подготовки нового наступления.

Непрекращающаяся война стала крайне непопулярной среди граждан Карфагена. Их раздражение усугублялось очередной вспышкой чумы, волнениями в Сардинии и Ливии. Все больше людей подвергали сомнению действенность политического лидерства Ганнона.[188] Даже смерть в 365 году давнего врага Карфагена Дионисия (после продолжительной попойки) и осуждение за измену Суниата, главного политического соперника Ганнона, не утихомирили критиков. Ганнон, не привыкший к хуле, попытался совершить нечто вроде государственного переворота. На банкете по поводу бракосочетания дочери он предпринял безуспешную попытку отравить своих коллег-советников.

Возможно, расценив бездеятельность Совета старейшин как проявление слабости, Ганнон решил спровоцировать восстание 20 000 рабов и вступил в сговор с ливийскими и нумидийскими племенами с той же целью — совершения государственного переворота. Это уже выглядело как реальная государственная измена. Его схватили, били плетьми, пытали, а потом распяли на кресте. Изловили и казнили всех членов его клана мужского пола, вне зависимости от того, причастны они были к заговору или нет. Некоторые детали этой истории, взятой из недружественных Карфагену греческих источников, могут быть и надуманными. Однако нет никаких сомнений в том, что к этому времени карфагеняне действительно устали от господства одного семейного клана.

Конец господства Магонидов вовсе не означал сворачивания колонизации Сицилии, ими инициированной. Карфагеняне настолько освоились на острове, что уже просто не могли оттуда уйти. В первой половине IV века характер присутствия карфагенян в западной части Сицилии кардинально изменился — этот факт отметили греческие историки, определив зону карфагенского влияния на западе Сицилии как экзархат, то есть имперская провинция. Хотя и нет свидетельств прямого управления старыми пуническими городами из Карфагена, новые поселения на острове уже были тесно связаны с североафриканской метрополией[189]. Самой деятельной и производительной силой в таких новых городах, как Алеса[190] и Термы Гимерские, безусловно, была карфагенская община.[191]

Особое стратегическое значение для Карфагена имел порт Лилибей. Он располагался на западном побережье Сицилии недалеко от островка, на котором когда-то стояла Мотия, и его строили для уцелевших граждан разрушенного города. Однако археологические исследования материальной культуры этого поселения показали, что иммигранты из Карфагена в значительной мере дополняли его население. В отличие от более старых пунических городов Сицилии Лилибей поддерживал регулярные коммерческие связи с Карфагеном. Вследствие своего выгодного местоположения — на мысе Боэо, самой крайней западной оконечности острова — портовый город вскоре стал главным связующим звеном на торговых путях между Северной Африкой, Сицилией, Италией и Грецией.

О стратегической важности Лилибея свидетельствовала его повышенная обороноспособность. Он строился с расчетом на обеспечение максимальной безопасности. Его мощные крепостные стены были высотой 5,8 метра, и их возводили из известкового туфа, усиленного камнем и глинобитными кирпичами. Перед стенами зиял глубокий ров шириной 28 метров.

Они перемежались прямоугольными башнями и укрепленными воротами, и в них имелись боковые и задние входы и выходы, с тем чтобы защитники крепости могли незаметно передвигаться и обрушивать на неприятеля метательные снаряды. Под землей были прорыты проходы, галереи и коридоры, позволявшие совершать внезапные вылазки и нападения на врага с тыла. В одном таком туннеле на стенах были обнаружены граффити, оставленные скучавшими без дела воинами: зарисовки воителя, корабля, оружия, пунические знаки и буквы и, конечно, эротические сценки.