Ничего не произошло.

«Оскар! Рычаг заело!»

Еще раз.

Оскар ответил не сразу.

«Нет, дружище, его не заело. Это замерзли воздушные шланги. Видимо, в последний раз баллоны заправили чересчур влажным воздухом».

«У меня нет воздуха!»

Оскар снова помолчал. Потом твердо ответил:

«Есть. У тебя полный скафандр воздуха. На несколько оставшихся футов — хватит».

«Я не дойду».

«Всего несколько футов. Там, впереди, Мамми. Не останавливайся».

Я поднял голову. В самом деле, она там была. Я пополз, а она становилась все больше и больше. Наконец я сказал:

«Оскар… я больше не могу».

«Боюсь, что так. Я тебя подвел… но спасибо, что не бросил меня там, снаружи».

«Ты меня не подвел… ты был классный. Просто я не смог довести дело до конца».

«Наверное, мы оба не смогли довести дело до конца… но уж точно показали, что сделали все возможное! Пока, партнер».

«Пока. Hasta la vista, amigos!»[2]Я смог проползти еще чуть-чуть и замер, голова к голове с Мамми.

Она улыбалась.

«Привет, Кип, сынок».

«Я не… не смог, Мамми. Прости меня».

«Что ты!.. Ты сделал все, что нужно!»

«Да?»

«И ты сделал, и я, мы оба сделали».

Я очень долго размышлял об этом.

«И Оскар».

«И Оскар, конечно».

«И Чибис».

«Ну как же без Чибис. Мы справились. Теперь отдохни, милый».

«Спокойной ночи… Мамми».

Отдых выдался чертовски коротким. Только я прикрыл глаза, наслаждаясь теплом, счастьем от ласковых слов Мамми — как меня принялась трясти Чибис. Она прижалась к моему шлему.

— Кип! Кип! Вставай. Вставай, пожалуйста.

— Что? Почему?

— Потому что я не могу тебя тащить. Я пыталась, но я не могу. Ты слишком тяжелый.

Я обдумал ее слова. Конечно, она не может меня тащить… вот придумала! Я же в два раза больше ее. Это я бы ее понес… вот только отдышусь…

— Кип! Пожалуйста, вставай, — Она уже плакала навзрыд.

— Ну конечно, солнышко, — ласково сказал я. — Раз уж тебе так хочется. — Я попытался встать, это было ужасно трудно. Можно сказать, меня подняла она. Когда я оказался на ногах, она придержала меня, чтобы я не шатался.

— Повернись. Иди.

Она почти волокла меня. Подставила плечи под правую руку и подталкивала. Каждый раз, когда мы добирались до одной из взорванных дверей, она или помогала мне перебраться, или просто переваливала, а потом снова поднимала.

Наконец мы добрались до шлюза, и она впустила изнутри воздух. Ей пришлось отпустить меня, и я свалился. Когда внутренняя дверь открылась, она повернулась, начала что-то говорить — и поспешно стянула с меня шлем.

Я сделал глубокий вдох, голова закружилась, в глазах потемнело.

Она внимательно рассматривала меня:

— Ты как, в порядке?

— Я? Конечно! А что?

— Давай помогу тебе пройти внутрь.

Я не понял, зачем мне помогать, но она уже принялась, и, оказалось, не зря. Она усадила меня на пол рядом с дверью, спиной к стене — я не хотел ложиться.

— Кип, я так испугалась!

— Почему? — я не мог сообразить, чего она так разволновалась. Разве Мамми не сказала ей, что мы справились?

— Ну, потому что… Не нужно было отпускать тебя наружу.

— Но ведь нужно было установить маяк.

— Но… Ты установил его?

— Конечно. Мамми обрадовалась.

— Я уверена, что она бы обрадовалась, — сказала она скорбно.

— Но она на самом деле обрадовалась.

— Тебе помочь? Помочь снять скафандр?

— Хм… Нет, пока нет. Принеси попить.

— Сейчас!

Она вернулась и протянула мне воды. Оказалось, что мне вовсе не так хочется нить, как я думал. Меня мутило. Она всмотрелась и сказала:

— Не возражаешь, если я ненадолго уйду? Ты сейчас как?

— Да ничего, — мне было плохо, все начало болеть, но тут она ничем не могла помочь.

— Скоро вернусь. — Она начала пристегивать шлем, и я с вялым любопытством отметил, что она была в своем скафандре — раньше мне почему-то казалось, что она в скафандре Тима.

Она направилась к шлюзу, и я понял, куда и зачем она собралась. Я хотел сказать ей, что Мамми лучше не приносить сюда, потому что здесь она может… она может… даже мысленно я не мог произнести слово «разлагаться».

Но Чибис уже ушла.

Думаю, она отсутствовала минут пять, не больше. Я сидел с закрытыми глазами, в какой-то прострации. Я заметил только, как открылась внутренняя дверь. Через порог перешагнула Чибис, неся в руках, как полено, Мамми. Она совсем не сгибалась.

Чибис положила Мамми на пол в той же позе, в какой я видел ее в последний раз, потом отстегнула шлем и заплакала.

Я не мог подняться. Ноги разламывались от боли. И руки тоже.

— Чибис… пожалуйста, солнышко. Это ведь не поможет.

Она подняла голову.

— Все. Я больше не буду плакать.

И она больше не плакала.

Так мы сидели очень долго. Чибис опять предложила помочь мне вылезти из скафандра, но когда мы попытались это сделать, мне стало так больно, особенно ноги и руки, что я попросил ее остановиться. Она встревожилась.

— Кип… боюсь, что ты обморозился.

— Может быть. Но сейчас с этим ничего не поделаешь, — я поморщился и сменил тему. — Где ты нашла свой скафандр?

— О-о, — на ее лице промелькнула злость, сменившаяся улыбкой. — Никогда не угадаешь. Внутри скафандра Джока.

— Да уж. Прямо «Пропавшее письмо».{36}

— Что?

— Ничего. Не знал, что у Сколопендера было чувство юмора.

Вскоре после этого мы почувствовали еще одно сотрясение, очень мощное. Будь там люстры, они бы задрожали, пол качнулся. Чибис взвизгнула.

— Ох! Почти такое же сильное, как последнее.

— Намного сильнее, я бы сказал. То было совсем слабое.

— Нет, я имею в виду то, когда ты был снаружи.

— А тогда что, трясло?

— Разве ты не почувствовал?

— Нет, — я попытался вспомнить. — Может, это когда я свалился на снег.