– А ты всегда плохо выглядишь, – парировал Денис хмуро. – Знаешь, как тебя называют в офисе? Хромой черт. И еще – старикан! А ведь ты старше меня всего на десять лет. Странно, правда? Меня в мои тридцать два многие все еще считают «золотым мальчиком из Оксфорда». А ты в свои сорок два уже старик.

– Возраст измеряется не годами.

Денис дернул щекой:

– Да знаю я эту поговорку. Тоже мне – народная мудрость! Думаешь, ты пережил и испытал больше меня?

Скряба ничего не сказал.

Не дождавшись ответа, Денис что-то невнятно проворчал себе под нос, потом взял бутылку и плеснул в стакан еще немного виски. Отпил глоток, поморщился и со вздохом произнес:

– Все валится из рук.

– Что именно? – спросил Скряба.

Люблинский прищурился и проговорил подозрительным голосом:

– А тебе все надо знать, да?

– Я – начальник службы безопасности компании. Так что случилось, Денис? Почему ты пьешь?

Люблинский помолчал, а потом проговорил с ненавистью:

– Следственный комитет закрыл дело о рейдерстве. Мы потеряли наше имущество.

– Дело закрыто? – удивился Семен.

– Да.

Черные брови Скрябы сошлись на переносице.

– Ты заплатил следователю Васькову? – спокойно спросил он.

Денис хмыкнул:

– Само собой! Два миллиона «бакинских». Все до последнего цента.

– И, несмотря на полученную взятку, он не дал ход делу?

– Не дал.

– Как такое возможно?

Люблинский помолчал. Потом устало проговорил:

– Семен, я ничего не знаю. – Он отхлебнул виски и внезапно снова ухмыльнулся. – Слушай, а тебе не плевать? Если мы пойдем ко дну, ты перепрыгнешь через борт, сиганешь в воду и доплывешь до берега. Как крыса.

Скряба долго, молча разглядывал Дениса, а потом спросил:

– В какие игры ты играешь, Люблинский? Что ты задумал?

Денис хмыкнул и качнул головой:

– Дурак. Просто дурак. Ты и правда думаешь, что я буду перед тобой отчитываться? Да пошел ты вон. Пошел вон, понял!

Скряба ничего на это не сказал. Он просто перегнулся через стол, схватил Дениса огромной пятерней за ворот и рывком прижал его голову к столешнице. Очки слетели с носа Люблинского. Бутылка виски с грохотом упала, прокатилась по столу и рухнула на пол.

– И что ты мне сделаешь? – проговорил Денис, побагровев от напряжения. – Убьешь? Ты – безмозглая горилла. Скажи спасибо, что я тебя держу.

Скряба встал со стула, рывком поднял Дениса на ноги, протащил его к умывальнику, открыл кран с холодной водой и сунул его голову под мощную струю. Подержал несколько секунд и поднял.

– Сволочь! – прохрипел Денис.

Скряба снова сунул его голову под ледяную воду. На этот раз он держал на несколько секунд дольше. Потом поднял и спросил:

– Пришел в себя?

– Да. – Люблинский выплюнул воду. – Я в порядке.

Скряба пару секунд подумал, а затем для верности еще раз сунул голову Дениса под струю воды.

– Черт, Семен! – заорал тот. – Я в порядке!

Скряба отпустил его ворот, сорвал с крючка полотенце и швырнул Денису:

– Утрись!

Тот с хмурым видом вытер лицо и волосы.

– Как это могло получиться? – спросил Скряба. – Ведь ты заплатил следователю. Может, он не отстегнул начальству?

– Не знаю.

– Подумай!

– Да не знаю я! У меня там нет никаких завязок!

Скряба задумчиво потер пальцами мощный подбородок.

– Ладно, разберемся, – сказал он.

Денис отошел к столу и, глядя на Семена исподлобья угрюмым взглядом, тихо проговорил:

– Я тебя уволю.

– Кишка тонка, – небрежно сказал Скряба.

– Завтра же! И Ольга тебе не поможет. Понял меня?

Семен уже не обращал на него внимания. Он повернулся и, прихрамывая, вышел из кабинета.

На душе у Семена было тяжко. Отчего-то вспомнилась жена. А конкретно – то, как трудно и больно она умирала. Вспомнились дни и ночи у ее постели, запах лекарств, другие запахи… И еще – ее глаза, полные отчаяния, боли и мольбы. Последние несколько дней перед смертью она ничего не говорила, просто смотрела на него – так, как смотрит раненая собака. А он ничего не мог сделать. Он просто сидел у кровати умирающей жены и что-то ей рассказывал про общих друзей и знакомых, про свою работу… В отличие от нее он не мог молчать. Ему нужно было все время говорить. Стоило сделать паузу, как отчаяние и ужас удушливой волной поднимались к горлу. И тогда он снова начинал говорить. Словно надеялся переговорить смерть…

Ох, жизнь, жизнь… Сколько ты ни длишься, а всегда заканчиваешься одним и тем же ужасом.

…Скрябе захотелось покурить. Сигарет у него не было, но он прошел в курилку, пошарил в урне-пепельнице и нашел более-менее сносный окурок. Хватит на три-четыре полноценные затяжки.

Слава богу, зажигалка была в кармане. Курить Семен давно бросил, но с зажигалкой не расстался, поскольку это был подарок жены.

Скряба едва успел сунуть окурок в губы, как женский голос у него за спиной негромко проговорил:

– Не знала, что ты куришь.

Он обернулся и увидел Лизу. Она смотрела на него с любопытством.

– Я и не курю, – сказал Скряба. – Давно бросил. Но сейчас захотелось.

Он чиркнул зажигалкой, закурил и сказал, выпустив облачко дыма:

– С возрастом, знаете ли, все труднее бороться с искушениями.

– Правда? – Лиза улыбнулась. – А я всегда думала, что с искушениями сложнее бороться в юности, пока ты зелен, глуп и… слишком порывист.

– Я говорю о более-менее приличных людях. А более-менее приличные люди в юности всегда романтики. Только в зрелом возрасте они превращаются в циников.

Он неторопливо затянулся. Лиза смотрела на него с любопытством. Во время первой встречи Семен Скряба показался ей могучим и опасным хищником. А сейчас она увидела в нем человека с умным взглядом и горячей кровью.

– А вы почему здесь? – спросил Семен, в свою очередь так же внимательно разглядывая Лизу.

– Просто шла по коридору и увидела тебя, – сказала Лиза. Она пожала плечами: – Захотелось поговорить.

– Бывает, – сказал Семен и стряхнул пепел в урну.

Лиза только сейчас осознала, что Скряба курит чужой окурок. Видимо, Семен прочел это на ее удивленном лице. Он усмехнулся и сказал:

– Я не брезгливый. Если уж брезговать, то всем, что видишь вокруг.