свитой. По приезду в столицу царь, вопреки древнему обычаю, чудодейственным иконам не поклонялся, к гробам предков не припал (старообрядцы объясняли, что сила Господа не допустила бы окаянного до святого места), а отправился прямиком в немецкую слободу, организуя там оргиастические празднества. Таким образом, чувственное пришествие Антихриста было, вне всякого сомнения. Брадобритие (проклятое в очередной раз незадолго до того патриархом Адрианом и грозившее отлучением от церкви), пропаганда курения табака («безовского зелья»), выдача паспортов («антихристовой печати») пародия церковной обрядовости («всешутейший, всепьянейший собор»), изменения календаря, системы летоисчисления и т. п. лишь укрепляли народ в уверенности об антихристовой сущности царя.

Ассоциации с антихристовой печатью вызвали рекрутские знаки. В письме к Якову Долгорукому от 1712 года Петр I изобразил крестообразный знак, который надлежало накалывать солдатам на левой руке и натирать порохом. Об этих знаках, вводимых в целях облегчения поимки беглых рекрутов, упоминалось и в указе Сената 1718 года. Старообрядцев не смущало то обстоятельство, что рекрутский знак, в отличие от Антихристовой печати, накладывался не на правую руку, как сообщается в Откровении Иоанна Богослова, а на левую[259].

Титул императора интерпретировался как сокрытие Петром I своей антихристовой природы за буквой «М», поскольку, за ее вычетом, цифровая сумма данного слова будет равняться 666 – числу апокалепсического зверя. Керженский проповедник Козьма Андреев, обличая Петра Великого, писал: «В самой плоти его, на лице, и на челе, и на всех удех его, даже до ногу его, образ и начертание мерзости запустения, латынства, якож брадобритие богомерзкое, и чело оголение, и покровение на главе, по обычаю поганых немцев и люторцов, и прочая вся одежда его латынская, паче же бесовская. Еже есть сатана и преисподней бес сиречь дух лукавый, латынский и римский»[260]. Царству Антихриста предсказано просуществовать три с половиной года (3,5 лет равняется 42 месяцам, т. е. числу, прописное написание которого латинскими шифром, при его цифровом выражении, равняется 666). По истечении указанного времени в 1703 году Петром I закладывается императорская столица – С.-Петербург. Не случайно в русской литературе Петербург изображается как город демонический, враждебный русскому национальному духу. Но как мог Антихрист явиться из рода православных царей русских, помазанников божьих? Данное затруднение разрешалось посредством апробации легенды о подмене истинного царя не то при самом рождении сыном Лефорта, не то во время заграничного путешествия неким немцем[261]. Потребовался авторитет Стефана Яворского, доказывавшего на основании библейских текстов, что антихристовы приметы не соответствуют образу Петра. Антихрист должен быть выходцем из еврейского рода, и иудеи поклонятся ему, по внешнему облику он напоминает Христа, царствовать будет лишь 3,5 года и т. п.[262] Впрочем, на Руси имело хождение и иное летоисчисление, согласно которому рождество Христово произошло восемью годами прежде, и потому эсхатологические ожидания, сопровождаемые гробоположениями и старообрядческими гарями, приходились также и на 1658 год, и на 1691 год[263].

Один из исследователей русской эсхатологии К. Г. Исупов пишет: «Коль скоро внешние враги нации принимают обличье Антихриста, носители внутренней угрозы также воспринимаются в аспекте чужого. Обыватель думал: Петр наводнил Россию иностранцами; упразднил исконные обычаи, одежду, домашний быт; выстроил иноземный град на опасном краю отечества; говорит не по-нашему; унизил веру и якшается с басурманами; по всей державе снуют шпионы; святая Русь, видевшая в своих землях Андрея Первозванного, край святых подвижников и предстоятелей, из твердыни отчей веры обращена в застенок православия. Социальная практика Антихриста есть, прежде всего, переименование и торжество чужих имен над традиционной знаковой реальностью. Поэтому царь-Антихрист-лжеименной царь. Феномен самозванства, составивший в отечественной истории самостоятельный сюжет, органично вплетен в ее эсхатологические перспективы. Из какого бы пространства ни приходили самозванцы на царствие, из «латынской» Польши или с Урала, они опознаются по признаку чуждости»[264].

Типичное житие монаха-старообрядца, отражающее эсхатологические умонастроения периода петровского правления, представил С. М. Соловьев в биографическом очерке, посвященном Самуилу (тамбовскому дьячку Осипу Вылкоркову). Соловьев обратил внимание, что на фигуру Петра были перенесены доводы, приводимые прежде, при обличении как Антихриста римского папу. Историк привел несколько старообрядческих версий о подмене православного царя Антихристом. Согласно одной из них, царевич Петр был подменен при самом рождении сыном Лефорта. Некий тамбовский монах Феларет сообщал, что Алексей Михайлович желал рождения сына, и царица, родившая дочь, боясь гнева супруга, подменила ее отпрыском Лефорта. По другой легенде, царя подменили уже в зрелом возрасте во время пребывания заграницей, а в Россию вернулся имевший с ним внешнее сходство немец. Третьи объявляли, что настоящий царь был арестован в Стокгольме, где и пребывает в заточении. Распространялись слухи, что находящаяся в Суздальском монастыре бывшая царица Авдотья Федоровна не признавала в прибывшем из-за границы государе своего мужа. Иные полагали, что если Петр не антихрист, то, по крайней мере, его предтече. Среди нижегородских старообрядцев популярностью пользовался взгляд, что Антихристом является епископ Питирим, особо прославившийся на ниве преследования приверженцев старой веры. Соловьев не видел в старообрядческой оппозиции Петру ничего иного, кроме церковного обскурантизма. Согласно его интерпретации, Самуил имел негативное отношение к императору в силу лености к усвоению наук, навязываемых им[265].

П. С. Смирнов обратил внимание на династический вопрос, как на важный катализатор обличения православным народом Петра I. Принимая православие, Екатерина Скавронская имела в качестве крестного Алексея Петровича, следовательно, самому Петру в духовном родстве приходилась внучкою. А надо отметить, что духовное родство на Руси почиталось выше кровного. Поэтому брак Петра и Екатерины эпатировал православное население. Последовавшая затем казнь Алексея придавала делу инфернальный характер[266].

Память о царе-Антихристе оставила в народном сознании столь глубокий след, что даже четверть века спустя после его смерти Елизавету Петровну называли антихристовой дочкой.

Раскольническо-эсхатологические корни русской революции

В дальнейшем апокалипсические мотивы в сознании старообрядцев ослабевали, возрождаясь вновь в периоды социальных потрясений, как, к примеру, при нашествии Наполеона (французского императора восприняли в отдельных случаях в качестве Антихриста, в других – мессией) или введения всеобщей воинской повинности в 1874 году (многие старообрядческие толки полагая императорское государство коллективным Антихристом, отказывались от службы)[267]. Секта еноховцев в конце XIX – начале XX века идентифицировала с пророком Илией, которому предназначалось выступить одним из трех разоблачителей Антихриста наряду с Енохом и Иоанном Богословом, Иоанна Кронштадтского. Но были и те, кто полагал живым свидетелем первого пришествия Л. Н. Толстого[268].

Сама дихотомия Армагеддона – сила Христа и сила Антихриста (у духоборов – дети Каина и дети Авеля) – была сохранена старообрядческими общинами, от которых заимствована в целом русской историософской мыслью, дуалистической и конспирологической по своим формам.

Вульгаризированным приемом представляется проведение параллелей и обобщений между