А на другой стороне от турникета заводские ребята, услыхав и увидав своего директора, сообразили, в чем дело, сами заломили руки оставшимся охранникам и прижали их к стене. В потоке победителей к ним вынесло и меня.

– На улицу этих синих, подальше! – крикнул я, перекрывая гам.

Сквозь сутолоку повели к дверям одного, другого... Победа осталась за нами. Надолго ли? Я уж было пошел обратно из проходной во двор, но увидел возле окна знакомое лицо. Ба-а, да это сам Стукалов... Он поглядывал на происходящее отстраненным взглядом, хотя было ясно, он-то и командовал до этого в проходной, на той стороне. Я подошел к нему вплотную.

– Господин Стукалов! А вы как здесь? – Тот не ответил. – Вы такая со вчерашнего дня знаменитость! Позвольте сделать ваше фото.

Не дожидаясь его согласия, я вынул мобильник, примерился и снял его крупным планом. Заводской люд начал протекать мимо, турникет однообразно и непрерывно скрипел, никто уже не спрашивал у проходивших пропусков. От окна отделилась светлая фигура и направилась к турникету – они со Стукаловым стояли вместе. Я спросил:

– Господин Киселев? – Тот прервал шаг. На улице я бы не узнал его: в белых джинсах, светлых замшевых туфлях, высокий, стройный. – Позвольте сделать и ваше фото.

Я снял его дважды, такое интересное и удивленное было у него лицо.

– Что здесь происходит? Кто вы такой?

– Генеральный директор вам это скажет, спросите. Он разыскивает вас с утра, – я повернулся и влился через турникет в общий поток.

За турникетом стояли двое в серо-белых камуфляжах, среди них был и мой знакомец. Я задержался и крепко пожал им обоим руки.

На улице шел мелкий дождь. Небо заволокло грязно-серыми облаками, а ведь такое было утро! Я перебежал двор к заводоуправлению и под козырьком подъезда остановился. Мне хотелось просто перевести дух. Достал мобильник, включил просмотр и пощелкал один за другим все три забавные фотографии. Набрал номер коттеджа – гудки, гудки... Еще раз, и снова гудки. Позвонил ей на мобильник – «абонент временно недоступен». Посмотрел на лужи в мелких кружках и послал ей SMS-ку: «Хочу увидеться. И хочу!»

Когда я вошел в кабинет, Глотов отчитывал юриста Киселева. На столе перед ним, пуская масляное пятно по бумаге, лежал конфискованный у охранника газовый пистолет.

– Ты когда являешься на работу! К обеду? Мы с утра тут путч подавляем, а ты с этим самозванцем в проходной лясы точишь? Может, ты с ним заодно?

– Я не знал, что тут у вас такое...

– Не знал... Вырядился, как на пляж, а здесь у нас фронт! Чтобы сегодня эту бумагу в суд накатал, сегодня чтобы там была! Ты понял меня? Его во всем слушай! – Глотов показал на меня пальцем и повернулся: – Митинг я назначил через час. Рабочим все объясню и призову к борьбе. А ты помоги этому лодырю навалять, чего нам говорил, сам ведь не догадается!

Наконец мы встали и пошли в кабинет юриста.

– Я остаюсь тут на ночь, как в окопах Сталинграда! – крикнул мне вдогонку Глотов.

Кабинет юриста выглядел после директорского как хлев. Металлические шкафы, выкрашенные тошнотворной краской, еще советской и неряшливой выделки, все открыты настежь, с пыльными горами папок внутри. Стопки бумаг лежали на подоконниках и на полу. Мы пристроились за шатким канцелярским столом.

Не знаю, получил он свой диплом в университете или купил его в подземном переходе, но знаний у него было не больше, чем у школьника. Зато схватывал все на лету, и мы состряпали иск меньше чем за час. «МегаФинанс» в этой бумаге предстал во всей красе, злодеем из злодеев. И вообще, этот юрист оказался обаятельным и милым парнем. Я иногда поглядывал на его белые джинсы под столом и думал: чем же ты взял Аллу? Но только ты ли ее взял или не ты?

Выступать Глотов собрался с балкона конференц-зала. Когда я вошел в знакомый мне зал, где на прошлой неделе были накрыты столы для фуршета, парнишка-электрик тянул на балкон провода из-за той самой двери, из которой неделю назад я выскочил с ножом в руке.

Как свой теперь тут человек, я вошел в бывший партком и осмотрелся. Гипсовый Ильич по-прежнему белел в углу. Провода тянули на балкон из другого угла, как раз напротив Ильича. Все было уже включено, мигали лампочки, но тускло, из-под слоя пыли. Я приоткрыл дверь в душевую – мокро. Это удобство не простаивало.

Под балконом толпился заводской народ, и, как всегда в начале таких мероприятий, очень веселый, знавший, что сегодня уже не работать. Я вернулся в зал. Молодой Софронов в углу за столом перебирал бумаги. Я подошел и бегло просмотрел, что он накатал в полицию. С ошибками, сумбурно, но сойдет, исправлять не было времени.

– Сейчас и поезжайте. Если Шаров на месте, ему лично подайте, он ведет это дело. Или раньше вел.

– Да, еду и все успею. У меня к вам еще... Вы эти юридические крючки знаете...

– Давайте быстрее, что еще?

– Про наследство я... Вы знаете... ведь завещание он оставил... Мой отец. И мне об этом мельком, и Тане что-то намекал. Нигде не можем найти! В Москве у нотариусов нет, ни у кого нет. Где искать?

– Дома, в сейфе. Или ищите адрес нотариальной конторы, там лежит второй экземпляр. Этого достаточно. Открыли домашний сейф?

– Насколько я знаю, нет. Но если бы и открыли, то сразу бы уничтожили. Вы меня понимаете?

– В чем ваш вопрос?

– Что нам делать? Мне и дочери?

– Вскрыть при нотариусе сейф. Только так. Это по закону, и честно.

Когда Глотов подошел к микрофону, внизу под балконом было уже черно, я бы никогда не подумал, что на этом заводе столько рабочих. Глотов постучал по включенному микрофону, и во дворе сразу стало тихо. Позади директора на балконе толпились начальники цехов и несколько простых работяг. На лице Глотова была отрешенность, как у хорошего артиста перед выходом на сцену.

– Товарищи! Братья и сестры! Враг напал на наш завод. Хищные зубы капитализма покусились на наш мирный труд, на землю под нашими цехами. Его цель и мечта: потушить огонь в топках, закрыть цеха, выгнать всех нас на улицу, чтобы пополнить толпу безработных, чтобы распродать нашу землю. Один из нас уже пал смертью храбрых от рук наемных убийц. Вы знаете, о ком я говорю: о коммунисте, чистом человеке, бессменном за долгие годы директоре нашего завода, моем дорогом друге, с которым нас связывала судьба почти полвека... О Софронове: вечная ему память! Но следствие не спешит найти убийцу. А может быть, просто не хочет? Грязные прихвостни этих буржуазных акул сегодня предприняли новую попытку ограбить нас, украсть наш труд и землю. Но руки коротки! Рабочие, все как один, встали грудью на защиту родного завода, и враг был выброшен с заводской территории! Но борьба не окончена! Я призываю вас на баррикады! Ни шагу назад! Враг будет разбит, победа будет за нами. Ура!

По заводскому двору эхом от корпусов прокатилось жиденькое «р-аа!» После десятков лет партсекретарской работы Глотов научился говорить с трибуны. Но так говорить – после боя и выиграв сражение за правое дело, он сумел в своей жизни только один раз, сегодня. Это был его триумф.