– А если Рекрут на это не купится? – осторожно высказался Леший.

– Тогда мы снова окажемся в том же положении, что и сейчас, – философски изрек Графин. – В любом случае мы ничего не теряем. Так что сделайте это.

Распоряжение не было обращено ни к кому конкретно. Но уркаганы знали, что оно относится к каждому. Как только нужный человек из окружения Рябого будет найден, Графин накатает маляву...

– Кстати, а где Митяй? В последнее время его что-то совсем не видно. И Бурый куда-то запропастился. И Архангел. Они живы вообще?

– Живехоньки вроде, – Кабан неопределенно повел плечами. – Я видел Бурого и Жука вчера на малине в Лунном. Видок у них странный был, Графин.

– Что это значит? – насторожился бывший каторжанин.

Доверие к своему ближайшему окружению таяло у Графина с каждым днем. Он и сам не мог понять причину, но остро чувствовал в воздухе запах предательства. Или к старости он стал слишком мнительным?.. Однако слова покойного Никифора не шли у Графина из головы. Не поторопился ли он с ликвидацией бывшего подельника? Может, стоило дать ему время все выяснить? Или хотя бы разговорить, чтобы вытянуть из него как можно больше информации?

– Даже не знаю, как объяснить, – протянул Кабан. – Держались оба особняком вроде как. В колотушки не резались, к марухам не цеплялись... Они и со мной-то толком и парой слов не перекинулись.

– Сейчас никто уже никому не верит, – многозначительно подвел черту под дискуссией Хлыст. – Я не удивлюсь, если в скором времени мы не с жиганами воевать будем, а друг на друга бросаться.

Эти слова заметно отрезвили Графина. Хлыст был прав. Недоверие среди своих ни к чему хорошему не приведет. Но и избавиться от своего предчувствия старый уркаган тоже не мог. Нужно было все как следует взвесить.

– Найдите мне Митяя, – помолчав немного, сказал он. – Я хочу с ним поговорить. Чем скорее, тем лучше. Желательно сегодня.

– Я возьму это на себя, – вызвался Кабан. – А Хлыст с Лешим пусть жиганов Рябого ищут.

Он развязал кисет с табаком, подцепил небольшую щепотку и сунул ее в рот. Мощные челюсти уркагана синхронно задвигались. Леший снова отвернулся к окну. Сердце гулко билось о грудную клетку. Необходимо было взять себя в руки, но как это сделать, Леший не знал.

* * *

Москва. Здание ЧК на Лубянке

Связанные за спиной руки затекали, и Резо слегка шевелил пальцами, избавляясь от неприятного покалывания. На сидящего за столом чекиста жиган практически не смотрел. Камаев же, напротив, буквально сверлил задержанного пристальным взглядом. Чекист предполагал, что тех трех дней, которые Резо провел в одиночной камере без допросов, но с мыслями о своем дальнейшем будущем, окажется вполне достаточно для того, чтобы сломать гордого и непреклонного горца. Но теперь Виктор Назарович видел, что ошибся. Холодные казематы не только не сломили волю Резо, а даже сделали ее еще более стойкой. Об этом явственно свидетельствовали и прямая осанка жигана, и его гордо вскинутая голова, и спокойное отрешенное выражение лица. Однако и Камаев был не из тех, кто легко сдается. Отступаться от намеченного он не собирался.

– Прикидываешься глухонемым, Резо? – жестко спросил он, чуть отодвигаясь на стуле.

– Ну, почему же? – грузин только сейчас поднял глаза на чекиста. – Я просто не совсем понимаю, о чем нам разговаривать. Не вижу в этом никакого смысла.

– А я вижу. Например, о Рекруте.

– Кто это?

Резо вновь пошевелил пальцами. Больше всего ему хотелось вернуться сейчас в камеру. Там, во всяком случае, его освобождали от пут. А еще лучше было бы оказаться не в одиночке, а в общей камере. Среди людей. Тогда и мысли заработают совсем в другом направлении.

– Хочешь сказать, что ты не знаешь Рекрута?

Оттолкнувшись двумя кулаками от стола, Камаев поднялся. Кожаная куртка чекиста неприятно скрипнула. На столе угрожающе закачалась фотография в рамке. Изображения на снимке Резо видеть не мог. Камаев навис над жиганом, подобно утесу.

– Первый раз о таком слышу, – спокойно ответил Резо. – Еще вопросы есть?

Камаев коротко и резко ударил грузина в челюсть. Громко клацнули друг о друга зубы, а в следующую секунду Резо завалился назад вместе со стулом, на котором сидел. Локти больно соприкоснулись с полом. Чекист расчехлил кобуру и одним быстрым движением извлек из нее револьвер. Холодное дуло ткнулось в глаз лежащему на полу Резо. Палец Камаева покоился на спусковом крючке.

– А теперь слушай меня внимательно, сука! – губы Виктора Назаровича скривились. Но не от ярости, а от того чувства омерзения, которое он испытывал по отношению к казанскому жигану. – У меня с такими, как ты, разговор недолгий. Я даже не стану просить, чтобы тебя вывели на двор и расстреляли по всем законам революционного времени. Я кончу тебя прямо тут. На месте. Своими собственными руками. Понимаешь меня, Зурабишвили?

– Мне так и так конец, – парировал Резо. – И ни один ли черт, кто впечатает пулю промеж глаз.

Дуло револьвера продолжало давить жигану на правую глазницу, но Резо не выказывал ни страха, ни признаков того, что испытывает боль. Камаев, внимательно наблюдавший за грузином, понимал, что такого голыми руками не возьмешь.

– Это ты верно подметил, Резо, – Камаев уперся коленом жигану в грудь. – Только есть одно «но»...

– И какое же? – грузин сплюнул через губу сгусток крови.

– Любой человек, будь то бандит или простой обыватель, помогая советской власти в борьбе с преступностью, сам становится на сторону закона. Такой шанс есть и у тебя, Резо. Сдав Рекрута, ты купишь себе жизнь. Подумай. Я дам тебе пару дней на размышления. Если ты, конечно, не готов дать ответ прямо сейчас.

Давление на правый глаз Резо ослабло, а затем Камаев и вовсе убрал револьвер. Рывком помог жигану подняться и сесть на стул.

– Что скажешь, Зурабишвили?

– А что мне тебе сказать? – Резо перешел с Камаевым на «ты» и тут же выплюнул на пол еще один кровавый сгусток. Губы жигана были ярко-красного цвета. – Скажу, что только слабак способен бить связанного человека и угрожать ему. Повстречайся ты мне в другом месте...

Резо не договорил, но Камаев прекрасно понимал, что жиган его провоцирует. И эта провокация могла обойтись Виктору Назаровичу очень дорого.

Однако колебания чекиста были недолгими. Покосившись на дверь, Камаев вернулся к столу, отстегнул кобуру и одним небрежным движением бросил ее в верхний ящик. Секундой позже в тот же ящик последовал и револьвер. Камаев неторопливо стянул с себя кожанку и предстал перед Резо в одной черной рубахе. В руке его появился нож. На лице жигана мелькнула тень сомнения. Теперь он не спускал с Камаева глаз.

Виктор Назарович обошел стул, на котором сидел задержанный, склонился и стремительным движением разрезал веревку, которой были стянуты руки Резо, и убрал нож за голенище сапога.