– Г-м. Ладно.

Детектив отошел, чтобы позвонить.

– Райм, мне кое-что пришло на ум, – сказала Сакс.

– Что же?

– Там были десятки кладовых, где Икс мог спрятаться. Почему он выбрал эту?

– Твои соображения?

– Он проводил там время раньше. Думаю, он хотел затащить туда Гарриет, чтобы нанести татуировку.

– Почему?

– Это своего рода музей. – Она описала законсервированные образцы тканей в банках.

– Кожа. Да. Он одержим ею.

– Вот именно. Внутренние органы, мозги. Но как минимум в половине банок содержится именно кожа.

– Сакс, это какая-то сомнительная психология. Не уверен, что здесь есть смысл. Мы и так знали, что он интересуется кожей.

– Он провел там больше времени, чем нужно для осмотра возможного места убийства. Как турист в Музее современного искусства, понимаешь? Оно привлекало его. Поэтому я трижды все проверила.

– Вот это подходящая тема для психологической беседы, – заключил Райм.

Опустив голову, Билли быстро шел к метро в Бронксе, которое доставит его на юг, в Манхэттен, к его мастерской, к террариуму, к безопасности и комфорту.

Он вспоминал больничный коридор, представлял Амелию Сакс… Невольно думал о ней с некоторой фамильярностью, так как узнал все, что мог, об этой женщине и о Линкольне Райме. Как она нашла его? Ну, это не совсем тот вопрос. Как нашел его Райм? Она знает свое дело, ничего не скажешь. Но Райм знает лучше.

Ладно, как? Как именно? Билли был в больнице до этого. Может быть, оставил там что-то и, несмотря на всю свою осторожность, нечаянно наследил возле тела Хлои Мур?

Возможно, полицейские хотели предотвратить очередное нападение, послав Амелию Сакс остановить его? Нет, решил Билли, они не могли предвидеть, что он вернется именно в тот момент. Эта женщина-детектив приехала в больницу просто спросить, видел ли кто из служащих человека, соответствующего его описанию.

Мысли Билли вернулись к Амелии Сакс… Она слегка напоминала ему Очаровательную Девушку, ее красивое лицо, волосы, острые и решительные глаза. Он знал, что одних женщин можно подчинить доводами, других властностью. Но некоторых подчинить невозможно, в том-то все и дело.

Билли представил себе ее белую кожу. Олеандровая комната… Он представил Амелию лежащей в ней на кушетке, на диванчике, на кресле с откидной спинкой. С участившимся дыханием увидел кровь на ее коже, ощутил вкус крови. Почувствовал запах крови. Но сейчас нужно было забыть об этом.

На ум ему пришло другое слово: предвидение. Если Райм знал, что он будет в больнице, то мог понять, что Билли выберет для бегства этот путь. Поэтому он ускорил шаг. Улица была оживленной. Магазины, торгующие по сниженным ценам, закусочные, салоны с мобильными телефонами и телефонными карточками. Покупатели – рабочий класс. Продажа в кредит. Лучшие цены в городе.

И повсюду люди: родители с маленькими детьми, закутанными, как куклы, от пронизывающего холода и бесконечного снега с дождем, подростки, не обращающие внимания на холод или действительно его не ощущающие. Тонкие куртки, джинсы, короткие юбки и воротники из искусственного меха, высокие каблуки. Постоянное движение. Билли уклонился от скейтбордиста за секунду до столкновения. Ему хотелось схватить парня и сбросить его с доски. Но тот моментально пронесся мимо. К тому же Билли не стал бы устраивать сцену – ни к чему в данных обстоятельствах.

Продолжая свое бегство на восток, он и здесь заметил много искусных росписей – Билли предпочитал это выражение слову «татуировка». Здесь обитал низший класс, смешанный расовый тип, и он видел много надписей на коже. Главным образом рукописным шрифтом. Видимо, отрывки из Библии, стихи или манифесты. Наверно, был представлен и Мартин Лютер Кинг, подумал Билли. Но цитаты могли быть из выступлений Шакила О’Нила или из Корана. Некоторые надписи были сделаны крупным шрифтом – размером в семьдесят два пункта. Однако большей частью они были такими мелкими, что их невозможно прочесть без лупы.

Кресты всевозможных форм были выколоты у мужчин, похожих на участников групповых изнасилований и наркоторговцев, и у молодых женщин, смахивавших на шлюх.

Навстречу Билли шел молодой человек лет двадцати, темнокожий, широкоплечий, немного ниже его ростом. Билли уставился на рубцы от ожогов на его щеках и висках – замысловатый узор из пересекающихся линий.

Парень заметил внимание Билли, замедлил шаг, потом остановился и кивнул.

– Привет. – Он стоял и улыбался. Возможно, понимал, что Билли высоко оценил его шрамы. Так оно и было.

Билли тоже остановился.

– У тебя отличные узоры.

– Да. Спасибо.

В традициях Африки к югу от Сахары эта форма модификации делалась вырезанием лоскутов кожи и введением раздражающего сока растений для образования шрамов, которые затвердевали и создавали постоянные узоры. Шрамы служили нескольким целям: обозначали их носителя как члена конкретной семьи или племени, указывали на определенное социальное или политическое положение, отмечали вехи жизненного пути, такие как половая зрелость и готовность вступить в брак. В некоторых африканских культурах рубцевание обозначало сексуальное мастерство и влечение – и шрамы могли становиться эрогенными зонами. Чем обширнее рубцевание женщины, тем привлекательнее она как партнер: это означает, что она лучше способна выносить боль деторождения и принесет много отпрысков.

Билли всегда высоко ценил ожоговые шрамы, но сам никогда их не делал. На лице молодого человека они были впечатляющими: соединенные в цепи и лозы. Африканское искусство росписи большей частью геометрическое; изображения животных, растений или людей встречаются редко, слова никогда. Билли охватило сильное желание коснуться этого узора, и он с трудом сдержался.

Местный парень, в свою очередь, бросил на Билли странный взгляд, в котором смешались любопытство и дружелюбие. Наконец он огляделся по сторонам и, как будто приняв решение, прошептал: «Слушай, хочешь немного расслабиться?»

– Я…

– Сколько можешь потратить? Я могу достать что пожелаешь.

Наркотики. Отвратительно. Восхищение мгновенно сменилось ненавистью. Этот молодой человек словно бы предал его. Искусство росписи было уничтожено. Билли захотелось вонзить ему иглу в шею, увести в переулок и выколоть цикутой сообщение на его животе. Но тут до него дошло, что это еще одно подтверждение верности Принципа кожи. Ничего удивительного. Это должно расстраивать его не больше, чем один из законов физики. Билли разочарованно улыбнулся, обошел молодого человека и зашагал дальше.

– Слушай, я тебе все устрою!

Пройдя один квартал на восток, Билли оглянулся, не увидел никого, представляющего угрозы, и вошел в магазин одежды. За наличные он купил бейсболку команды «Янки» и дешевые кроссовки. Натянул головной убор и переобулся. Старые не выбросил – полицейские могли обыскать мусорные баки и найти кроссовки с его отпечатками пальцев, – но, когда продавец отвернулся, сунул одну кроссовку в бункер для брошенной обуви, а другую на полку, за ряд такой же. Вышел наружу и заспешил к метро, которое доставит его обратно на Канал-стрит, в безопасность. Снова опустив голову, Билли разглядывал грязные тротуары с овалами собачьей мочи и темными пятнами жевательной резинки в истоптанном талом снегу. Никто не смотрел на его комбинезон, на сумку с одеждой, никто не думал: не он ли убил ту девушку в Сохо? Его ли это едва не загнали в угол и не застрелили в больнице в районе Марбл-хилл?