Издание книги Бастиана «Начала жизни» поставило Хаксли в трудное положение. Рядовые сторонники эволюционной теории приветствовали попытку Бастиана пролить свет на отправную точку эволюции, однако настрой Бастиана против идеи креационизма отпугивал верующих и грозил свести на нет попытки Хаксли подготовить умеренных критиков к принятию эволюционной теории. Одним из тех, кто видел множество научных подтверждений теории Дарвина, но боялся ее последствий для религиозного мировоззрения, был американский математик, президент Колумбийского университета в Нью-Йорке Джордж Барнард. Он прочел книгу Бастиана, и она показалась ему убедительной. Однако Барнард не мог принять теорию эволюции, поскольку она противоречила его моральным убеждениям. В статье о микробной теории заболеваний, непримечательной во всех иных отношениях, Барнард размышлял о том, как теория эволюции и концепция спонтанного зарождения могли бы повлиять на его собственные религиозные взгляды. Он сформулировал один из самых выразительных аргументов в защиту веры против разума:

«Нам говорят, что принятие этих [эволюционных] взглядов не должно поколебать нашу веру в существование Всемогущего Творца. Нам красноречиво объясняют, что это даст нам более сложное и более точное понимание тех путей, по которым Он реализует Свою волю в акте созидания. Нам говорят, что наши сложные организмы все же являются делом Его рук, хотя они эволюционировали в бесконечной череде изменений под действием микроскопических сил света, тепла и притяжения, действующих на грубую минеральную материю. Это действительно серьезная концепция, которая утверждает, что Божество осуществляет Свою работу с помощью этих всепроникающих влияний, которые мы называем силами природы; однако она совершенно неспособна объяснить мудрость и благонамеренность, которые ежедневно дают жизнь мириадам чувствующих и разумных существ, а объясняет лишь то, что они могут умереть на следующий день после рождения. Но это не все. Если эта теория справедлива, все разговоры о творении или методах творения теряют смысл; если она справедлива, Бог невозможен. Если при изучении природы я прихожу к теории, которая заставляет меня поверить, что моя сознательная душа лишь пар, возникающий на короткое время, а затем исчезающий навсегда, то за эту правду я никогда не буду благодарен науке. Я дорожу истиной, но еще больше я дорожу своей верой в бессмертие; и если конечный исход всех гордых открытий современной науки заключается в том, чтобы сообщить людям, что они столь же недолговечны, как тень от крыла ласточки, пролетающей над озером, я прошу, не надо мне больше науки. Дайте мне жить в моем простом неведении, как жили до меня мои предки, и когда меня призовут к вечному покою, оставьте мне возможность накрыться простыней и погрузиться в приятные, пусть даже обманчивые, мечты».

Дискуссия между Тиндалем и Бастианом относительно достоинств микробной теории постоянно возвращалась к вопросу о спонтанном зарождении. Важно было понять, действительно ли Пастер доказал существование переносимых с воздухом микробов. Тиндаль попытался опровергнуть результаты Бастиана, поскольку Хаксли был невысокого мнения об экспериментальных возможностях Бастиана. Этот вопрос сильно волновал Тиндаля: то, что Хаксли списывал на низкое качество эксперимента, он счел намеренным искажением результатов. Под нажимом Тиндаля в дело вмешался Пастер, который в июле 1877 г. написал Бастиану письмо, отражавшее не только глубокую заинтересованность Пастера данным вопросом, но и боевой настрой, плохо совместимый с традиционным представлением об этом великом французе как о хорошо воспитанном и благодушном человеке: «Вы знаете, почему для меня так важно бороться против Вас и победить? По той причине, что Вы – один из главных сторонников той медицинской теории, которую я считаю чрезвычайно вредной для искусства врачевания, – теории о самопроизвольном возникновении всех болезней».

Хаксли в основном оставался в стороне от дебатов, однако многие его коллеги с удовольствием в них включились. Наиболее яростным критиком Бастиана стал молодой зоолог Рей Эдвин Ланкастер, позднее – один из самых влиятельных эволюционистов начала XX в. Достаточно злобный комментарий «Начал жизни» был опубликован в журнале Quarterly Journal of Microscopical Science, в котором Ланкастер назвал Бастиана «загипнотизированной жертвой заблуждения». По его мнению, «такие заблуждения являются весьма интересным психологическим явлением, и только когда мы получим ясное представление о докторе Бастиане как об аномальном психологическом феномене, мы сможем правильно оценить сделанные в данной книге утверждения»[39]. Злобность нападок на Бастиана из лагеря дарвинистов сильно озадачила многих ученых из более широкого круга последователей эволюционной теории, особенно тех, кто наблюдал за развитием событий из-за рубежа.

Наконец, чтобы найти окончательные доказательства, Тиндаль решил сделать нечто такое, что для него, как для физика, было весьма решительным шагом. Он спланировал биологический эксперимент, с помощью которого хотел опровергнуть результаты Бастиана. Он понимал, что важнее всего предотвратить загрязнение образцов передающимися по воздуху микробами, для чего Пастер в свое время придумал знаменитый сосуд с горлышком в форме лебединой шеи. Идея Тиндаля заключалась в том, чтобы создать среду с «оптически чистым воздухом». Он сконструировал лабораторный шкаф со стеклянным смотровым окошком. Стены и дно шкафа были покрыты липким глицериновым раствором. Это покрытие играло роль современной липкой ленты для сбора пыли, так что вся пыль и, вероятно, микробы должны были к нему прилипать. В этом шкафу Тиндаль проанализировал различные растворы, пытаясь обнаружить в них признаки спонтанного зарождения жизни. Однако он не получил желаемых результатов. В каких-то пробирках, на самом деле, появлялись микроорганизмы. Пытаясь понять причину происходящего, Тиндаль обнаружил нечто, что, казалось бы, могло пролить свет на долгую и противоречивую историю изучения спонтанного зарождения, начавшуюся с момента обнаружения микроорганизмов Левенгуком. Он нашел устойчивые к нагреванию споры, которые могли переживать воздействие высокой температуры, названные спорами Коха – в честь немецкого бактериолога Генри Германа Роберта Коха. Тиндаль предложил метод уничтожения спор путем многократного нагревания (метод тиндализации), используемый и в наше время.

Открытие Тиндаля объясняло появление микробов в пробирках Бастиана – это были микробы, выросшие из переживших стерилизацию устойчивых к нагреванию спор. Медицинское сообщество наконец восприняло идею перемещения микроорганизмов по воздуху, а также микробную теорию заболеваний. Бастиан, который так никогда и не научился «не волноваться», переживал закат научной карьеры, так удачно начавшейся. Он никогда не поколебался в уверенности, что спонтанное зарождение – распространенное и воспроизводимое явление, хотя большинство ученых изменили точку зрения на этот счет под влиянием доказательств Тиндаля. Бастиан сохранил свою репутацию в медицинской среде, но в широких научных кругах его редко воспринимали всерьез. Королевское общество в дальнейшем отказывалось публиковать его труды.