В 1933 г. биохимик, лауреат Нобелевской премии и президент Королевского общества сэр Фредерик Гоуленд Хопкинс в своей речи перед Британской ассоциацией содействия развитию науки констатировал не утешительное состояние исследований в этой области. «Хотя многим доставляет удовольствие рассуждать о происхождении жизни, – сказал он, – все, что мы сейчас знаем об этом, это что мы не знаем ничего. Большинство биологов соглашаются с тем, что зарождение жизни было одновременно и самым невероятным, и самым значительным событием в истории Вселенной, и не пытаются прояснить этот вопрос».

Заметим, что это замечание не совсем справедливо. Некоторые ученые все же пытались разобраться в этом вопросе, в частности мексиканец Альфонсо Луне Эррера и француз Стефан Ледюк.

В 1920 г. сразу двое ученых независимым образом сформулировали удивительно похожие и важные теории, влияние которых не ослабевало на протяжении всего столетия. Поначалу ни одна из этих теорий не привлекла серьезного внимания, но в последующие десятилетия они стали основой для возобновления научных исследований в данной области.

Как когда-то Дарвин и Уоллес, эти двое ученых создали свои теории независимо друг от друга, поскольку ни один из них не знал о работе другого. Один был молодым ученым из СССР, и на Западе о его работах практически ничего не знали. Второй был эксцентриком и писателем, приобретшим славу самого известного в Англии автора в жанре научно-популярной литературы. Но было между ними нечто общее. В своих теориях оба в значительной степени опирались на новые данные о состоянии первозданной Земли. Кроме того, оба были убежденными марксистами, и политика интересовала их не меньше, чем наука.

В итоге их идеи слились в единую гипотезу о появлении жизни на нашей планете, получившую название гипотезы Опарина – Холдейна по именам ее создателей: русского ученого Александра Опарина и шотландца Дж. Б. С. Холдейна.

Джон Бёрдон Сандерсон Холдейн (Джек для друзей и Дж. Б. С. для всех остальных) был «белой вороной» – ему нравилось выделяться из толпы. В последние годы жизни, когда его теория о происхождении жизни завоевала всеобщее признание, он шутил, что это наводит на мысль о том, что он чего-то не понял. Его мало заботили традиционные нормы приличия: он любил шокировать публику, открыто хвастался своими любовными похождениями, в которые близко знавшие его люди обычно не верили. Он был красивым человеком, особенно в молодости, но у него были проблемы в отношениях с женщинами, возможно, из-за детской психологической травмы. Он наслаждался своей непохожестью на других и преувеличивал ее, однако она была вполне реальной. По интеллекту он сильно отличался от других детей.

Холдейн имел склонность к пиромании, например, во время службы в армии носил в карманах одновременно взрывчатку и спички. «Те, кто находился поблизости от него в столовой или жилом помещении, всегда следили за ним с осторожностью или страхом», – писал впоследствии один из его бывших сослуживцев. Холдейн на всю жизнь сохранил интерес к взрывчатым веществам и огню, что придавало ему некоторое сходство с легендарным Гаем Фоксом[42]. Раскуривая трубку, он обыкновенно держал горящую спичку так долго, что чернели кончики пальцев. Про такого человека Хаксли сказал бы, что у него «не все дома». Холдейн компенсировал этот недостаток тем, что имел «дома» массу того, чего у других людей нет совсем.

Удивительный интеллект Холдейна проявился уже в раннем возрасте. В четыре года он сильно ударился лбом, а потом спросил лечившего его врача, содержался ли у него в крови «оксигемоглобин или карбоксигемоглобин». Такая терминология была в ходу у него в семье. Его отец, лорд Холдейн, был шотландским аристократом и знаменитым оксфордским физиологом, устроившим дома частную лабораторию. При любой возможности лорд Холдейн пытался вовлечь детей в свою научную работу, даже когда это было небезопасно. Он часто использовал их в качестве «подопытных кроликов» для проверки действия газов. Много лет спустя, во время Второй мировой войны, изучая по заданию британского правительства влияние различных газов на состояние подводников, Дж. Б. С. Холдейн прибегал к практике отца, проводя испытания на самом себе.

Значительная часть работы лорда Холдейна была связана с исследованием газов, содержащихся в угольных шахтах. В результате этой работы во время Первой мировой войны он создал первый в Англии эффективный противогаз. Посещая самые опасные британские угольные шахты, лорд Холдейн иногда брал с собой сына, которого спускали в корзине в узкие проходы, в которых трудились шахтеры. Однажды во время такой экспедиции отец и сын едва не погибли при взрыве метана. Их спасла взрывобезопасная лампа Дэви, вспышки которой предупредили о скоплении газа. Во время таких экспедиций Дж. Б. С. Холдейн впервые узнал об опасном труде и бедственном положении британских рабочих, в поддержку которых он выступал всю оставшуюся жизнь.

Во время учебы в Итонском колледже Холдейн настолько преуспел в науке, что многие его однокурсники говорили, что скорее он обучает преподавателей, чем они его. Однако на середине учебы он обратился к изучению классики. Отсутствие формальной специализации в дальнейшем сильно повлияло на научный метод Холдейна. Начиная с научной революции XVI в., наука медленно, но неуклонно развивалась по пути специализации: физику, химию, медицину и другие предметы преподавали и изучали на разных факультетах. К XX в. между этими дисциплинами установились четкие границы, но Холдейн был компетентен практически во всех областях науки.

В начале Первой мировой войны Холдейн вступил в шотландский полк «Черная стража». Получив звание лейтенанта, он принял командование минометным взводом. Первые экспериментальные минометы представляли собой просто-напросто начиненные взрывчаткой трубки, предназначенные для того, чтобы изматывать врага непрерывной бомбардировкой. Они вели себя совершенно непредсказуемо и согласно официальным отчетам были «почти одинаково опасны для врага и для тех, кто их использовал». Холдейн хорошо себя чувствовал в этом рискованном деле, подстрекая людей курить в непосредственной близости от орудий. Впоследствии он вспоминал, что «считал важным, чтобы люди были полностью уверены в себе и своем оружии».

В боях Холдейн отличался невероятной смелостью, порой граничившей с безумием. Ночью, во время затишья, он выползал на территорию между окопами воюющих сторон в надежде подслушать разговоры вражеских солдат. В письмах домой он сравнивал боевое возбуждение с тем состоянием, которое переживал раньше, спускаясь с отцом в угольные шахты, когда малейшая оплошность могла закончиться катастрофой. Командующий британскими экспедиционными войсками во Франции сэр Дуглас Хейг называл Холдейна «самым храбрым и самым вульгарным офицером в армии».

После ранения Холдейн отправился в Ирак на войну с Турцией, принявшей сторону Германии. Вернувшись в Великобританию в 1919 г. после окончания войны, он не имел таких глубоких психологических проблем, как миллионы других солдат. Холдейн говорил, что получал удовольствие от войны, почти «любил ее». Он связал этот факт с особенностями первых людей, для которых побуждение убивать было эволюционным преимуществом. Однако потом, осознав ужасы войны со стороны, а не в качестве участника, он стал стыдиться своего «позитивного» военного опыта. В конце жизни он соглашался с Ганди и склонялся к идее о недопустимости насилия.