передо мной, нет глаз – только две бесформенные щели в сморщенной коре лица. Седая борода состоит из гирлянд сосновых игл и мёртвых листьев, слепленных липким жёлтым соком. Тело у него толщиной в два дерева, разветвлённое, а руки и ноги покрыты толстым слоем мха и гнили. Какая-то птица кружит над его кроной, словно выискивая место, где свить гнездо среди ожившей листвы.

Разинув рот, замерев, смотрю на это создание, когда его пальцы хватают меня за пояс и поднимают в воздух.

Гашпар выкрикивает моё имя – те самые три слога, которые так изумили меня накануне вечером – и я слышу скрежет металла, когда он достаёт свой топор. Тварь вертит меня в руках, то выпуская, то снова ловя – словно кошка играет с любопытной игрушкой. Каждый раз, когда земля устремляется мне навстречу, мой живот скручивается от тошноты, но я слишком потрясена, чтобы даже закричать, и уж тем более – чтобы пытаться дотянуться до моей новой непостижимой магии.

Я ошеломлена лишь собственной отчаянной глупостью, когда чудовище, схватив меня за плащ своими гигантскими пальцами, поднимает меня над открытой пастью. Его дыхание пахнет обожжённой плотью и древесным гниением; в уголках глаз у меня скапливается несколько слезинок, бесполезных и обречённых. Топор Гашпара яростно вгрызается в деревянную ногу создания, и теперь я поражена скоростью его реакции: никаких колебаний – совсем не как в тот раз, в шатре с Койетаном, когда он остановил свой клинок.

А потом из ниоткуда звучит другой голос, звонко и ясно: «Бежит, не останавливаясь, изгибается, но никогда не ломается, с раскидистыми ветвями, но без листвы».

Тварь останавливается, удерживая меня в пальцах, свободной рукой озадаченно чешет себе голову – и в тот миг вполне похожа на человека.

Туула – яркое пятно в снегу. Она повторяет: «Бежит, не останавливаясь, изгибается, но никогда не ломается, с раскидистыми ветвями, но без листвы».

Щели глаз создания сужаются. Выскользнув из его хватки, зажмуриваюсь, готовясь к удару о землю. Но этот удар что-то смягчает. Открыв глаза, обнаруживаю, что лежу на спине Биэрдны. Медведица поворачивает голову и обнюхивает меня; моё дыхание перехватывает на слове «спасибо». Когда это я успела вообразить, будто зверь меня понимает?

Гашпар замирает на полпути ко мне, всё ещё крепко сжимая топор; его лицо бледно. Когда он оглядывает меня с головы до ног, я уверена, что тревога в его взгляде мне не показалась, но он останавливается, не подходит ближе.

Соскальзываю со спины медведицы, всё ещё не в силах отдышаться. Туула смотрит на меня свысока, скрестив руки; за её спиной стоит Сабин. Когда ко мне возвращается дар речи, спрашиваю:

– Что это такое?

– Просто один из наших несносных ужасных древесных великанов, – отвечает Туула. – Они очень сильны, как видишь, но при этом очень глупы. Если задать им загадку, они застрянут на целую вечность, пытаясь решить её – так и будут стоять на месте, пока наконец не забудут, что ты им вообще сказал.

Просто смотрю на неё, несчастная и сбитая с толку. В подтверждение её слов, чудовище всё так же стоит, почёсывая свою деревянную голову.

– Кстати, это река, – добавляет Туула.

– Что?

– Ответ на загадку. – Она запинается. – Бежит, не останавливаясь, изгибается, но никогда не ломается, с раскидистыми ветвями, но без листвы. Это река. Я думала, ты знаешь, раз уж собиралась отправиться в лес в одиночку. Я больше не собираюсь спасать твою никчёмную жизнь, волчица.

Проглатываю оскорбление, по меньшей мере наполовину заслуженное, и поднимаюсь на ноги, не отводя взгляда. Олени и вороны, древесные великаны и медведи. Туула обладает знанием и магией, благодаря которым Крайний Север – словно вода в ладони, весь под рукой. Если бы она нарисовала карту Калевы, та была бы помечена путями, которые безопасно обходят чудовищ и ожившие деревья, линиями, которые отделяют опасности. Женщины моего селения даже мечтать не могли о том, чтобы с такой уверенностью перемещаться по чащобе.

Сжимаю в кулак свою четырёхпалую руку, всё ещё бледную от так и неопробованной силы. Туула наблюдает за мной своим чёрным ястребиным взором, словно может заглянуть в животную часть моего разума, прочесть там напев: «семь дней, семь дней, семь дней» или голод в моём взгляде. Сабин была права в одном – никто не придёт в такое горькое жестокое место кроме как в самом крайнем отчаянии.

– Ты же знаешь, где он, да? – спрашиваю я, распрямляясь. – Турул.

Туула отвечает быстро, резко:

– Турул – не для вас.

Поспешность её ответа заставляет тепло расцвести в моей груди. Резко шагаю к ней, несмотря на то, что медведица рычит, обнажая жёлтые клыки.

– Ты знала, что мы пришли за турулом. Знала всё это время – и не сказала ни слова.

– Конечно же знала, – огрызается Туула. – Вы бы не поплелись так далеко на север, когда бы не ваше безрассудное желание получить силу. И все Охотники хотят одного и того же. Если они не пытаются искоренить Йувви, то пытаются украсть магию, которая защищает нас от них.

С колотящимся сердцем поворачиваюсь к Гашпару. Он не сделал ни шагу к нам, но его рука потянулась к топору, а лицо накрыла тень, словно от штормовых облаков.

– Зачем тогда спасать нас? – спрашиваю сквозь зубы. – Почему не оставить умирать?

Рот Туулы кривится, словно она попробовала порченый фрукт.

– Я же сказала тебе, волчица. Моё сердце не совсем чёрствое. Охотники – всё-таки люди, под всей этой своей нелепой формой и под покровом своей фанатичной набожной ненависти. Я надеялась, что вы будете мне благодарны и я сумею убедить вас отказаться от этой бессмысленной затеи.

Её голос – неумолимо безучастный, и я чувствую себя совершенно беспомощной. Слова Гашпара кружатся в моих мыслях, как стая воронов, а отцовская монета обжигает меня даже сквозь ткань плаща.

– Может, вас и устраивает прятаться здесь, на краю света, – говорю я, на этот раз глядя и на Сабин тоже, хмурящуюся под своим капюшоном, – но есть много людей, которых не защищают ни льды, ни снег, ни магия. Если турул – единственное, что может сравниться по силе с Нандором, ты обрекаешь этих людей, скрывая его.

– Я ничего не скрываю. – Туула подходит к медведице, кладёт руку на её широкие плечи. – Турул – не для вас. И возможно, я совершила ошибку, что не оставила вас замерзать. Принц влил свой яд в твои вены. Можешь с тем же успехом присягнуть на верность их богу, потому что твоё селение не примет тебя обратно, если ты передашь турула