Рыжий Оттар стоял одной ногою на сходнях и разговаривал с Эдвином, когда увидел, как Михран спешит — мчится вприпрыжку — им навстречу.

— Ярослав, король русов, примет тебя, — провозгласил он. — В полдень.

— Сегодня? — уточнил шкипер.

— Сегодня, — подтвердил проводник. — В полдень или никогда. Потом у него будет подгонка.

— Что-что?

— Ему куют новые доспехи. А ранним вечером он делит трапезу.

— Ах да, — отозвался Эдвин. — Со мной.

— С тобой? — воскликнул Оттар.

— Со мной. — Англичанин обнажил в улыбке неровные зубы. — Или с кем-нибудь еще, кто носит мое имя.

— Что ты задумал? — поинтересовался шкипер.

— Много караваев испортилось оттого, что их слишком рано вынули из печи, — отказался отвечать Эдвин.

— Да ты лукав, — не без уважения признал Рыжий Оттар.

— А завтра, — продолжил Михран, — король отплывает на юг.

Но Сольвейг, Бергдис и Слоти один за другим спустились с лодки, перетаскивая товары для продажи, и Оттар посторонился, чтобы дать им дорогу.

— Король Ярослав примет меня, — поведал он спутникам. — В полдень.

Бергдис уронила свою меховую поклажу и обняла шкипера.

— Хвали богов! — хрипло прокричала она.

— Хорошо, — сухо отозвался Рыжий Оттар. — Но сначала похвалю Михрана.

— А сам король собирается что-нибудь покупать у нас? — спросила Бергдис. — А его королева?

— Время покажет… — Затем Михран поднял правую руку: — Также король Ярослав требует, чтобы ты привел с собой Сольвейг, дочь Хальфдана.

— Сольвейг! — сердито воскликнула Бергдис. — Она-то ему на что?

Сольвейг не могла отвести взгляда от короля Ярослава. Он был не высок и не низок, не тучен и не худ; волос на его голове было не слишком много, но не был он и лыс. Зато его голубые глаза сверкали так ярко, что затмили бы даже очи Торстена.

Из левого уха его свисало огромное кольцо, украшенное камешком под цвет глаз.

Король сидел на очень высокой золоченой скамье, а рядом с ним примостилась его двенадцатилетняя дочь Эллисиф. На ней были золотые браслеты и ожерелья, а светлые волосы были зачесаны назад и заплетены в косы так, что казались клубком змей. Ее остроносые сапожки не касались пола.

Рыжий Оттар и Сольвейг, сопровождаемые Михраном, опустились перед королем на колени. Вокруг них в просторных палатах располагались группами советники, законники, прислужники…

— Встаньте! — приказал им Ярослав. — Добро пожаловать!

«Какой у него глубокий голос, — подумала Сольвейг. — Словно у быка. Михран рассказывал, что он был королем еще до моего рождения».

Король русов почти не обращал внимания на Рыжего Оттара. Он пристально поглядел на Сольвейг глубоко посаженными глазами, а потом сделал ей знак, чтобы она подошла ближе. Почти не решаясь дышать, Сольвейг сделала шаг вперед. Ярослав кивнул и потер стриженый подбородок.

— Хммм… — пророкотал он. — Поступь легкая, не хромаешь. Летишь, точно гончая. Ты сноровиста, и нет в тебе неуклюжести…

Сольвейг начала бить мелкая дрожь.

— Но, — продолжал король, вглядываясь в нее, — ты так склоняешь голову набок… И так внимательно смотришь…

Теперь Сольвейг уже дрожала всем телом.

Король Ярослав улыбнулся.

— Каков отец, такова и дочь, — зычно проворчал он. — Если бы в этих палатах собралась тысяча девушек, я все равно узнал бы тебя. Дочь Хальфдана!

— О! — выдохнула Сольвейг, и ее ноги чуть было не подкосились.

Король похлопал по скамье рядом с собой, и Сольвейг уселась на подбитое пурпурным войлоком сиденье.

Она громко сглотнула и прошептала:

— Вы встречались с ним.

— Друг Харальда Сигурдссона — мой друг, — ответил король. — Но твой отец был не просто другом. Он спас жизнь Харальда при Стикластадире. Не так ли?

Сольвейг, снова сглотнув, кивнула. Ей было нехорошо.

— Посмотри на меня, девочка.

Сольвейг подняла взгляд.

— Да, — с кривой усмешкой проговорил Ярослав. — «Напоминает подменыша. Горячая, словно жеребенок. А голос ее ясен и чист, будто солнечный луч».

И снова девушка задрожала. Она ничего не могла с собой поделать.

— С твоим отцом все хорошо, — успокоил ее король. — Он пришел сюда в конце осени. Направлялся в Миклагард. Его сопровождал ярл Рогнвальд…

— Я видела его, — ответила Сольвейг. — Однажды ночью. Но мне тогда было всего девять.

— …ярл Рогнвальд и двадцать норвежцев, — продолжал король. — Они договорились встретиться в Швеции…

— За горами! — воскликнула Сольвейг, но затем закрыла рот рукой. — Мне не следует перебивать тебя.

— Некоторые мысли так захватывают, — ответил король, — что их никак не остановить. Как оказалось, все они собирались в Ладогу. Да, Сольвейг, твой отец горел нетерпением снова увидеть Харальда. Харальда Сигурдссона, предводителя варяжской дружины!

Сольвейг втянула воздух и снова закрыла рот ладонью.

— Да, — продолжал король. — Того самого! Итак, Сольвейг, я восхвалил решимость, преданность и честь твоего отца… — Он помедлил и повернулся к Рыжему Оттару. — Эта девушка, — сказал он ему, — дочь мужественного, верного и достойного человека. И сама она такова. Молодая женщина, отправившаяся из Трондхейма в Миклагард, — я о таком раньше и не слыхивал.

Рыжий Оттар склонил голову и медленно кивнул.

— Я вознаградил ее отца, — объявил ему король. — Подарил ему саблю.

Шкипер сморщил лоб и подался вперед.

— Изогнутый меч, — пояснил ему Михран.

— Его выковал один из моих кузнецов… — Король повернулся к Сольвейг и вдумчиво оглядел ее. — Я спросил твоего отца, жалеет ли он о чем-нибудь. И он мне ответил: «Об одном. Лишь об одном».

Сольвейг всматривалась в короля немигающим взглядом.

— О замечательной женщине, которую оставил.

Сольвейг моргнула.

— О замечательной женщине, — медленно повторил король.

Сольвейг понурила голову. «Это об Асте, — подумала она. — Мой отец говорил об Асте».

— О молодой женщине с широко расставленными глазами. Одним серым, другим — цвета фиалки.

— Ох! — задохнулась Сольвейг. — Ох!

— Эхх… — вздохнул король. — Он сказал, что уехал, ничего ей не объяснив. И что об этом он будет сожалеть до конца своих дней.

Сольвейг все хватала ртом воздух, а Ярослав молча сидел рядом с ней. Затем он повернулся к Эллисиф.

— Вот видишь, каково это? — спросил он ее звучно. — Отцы и дочери.