— С ней все хорошо? — спросил Рыжий Оттар.

Слоти кивнул:

— Вроде да.

— Иди помоги Виготу, — сказал шкипер Одиндисе. — Перевяжи его раны.

Сольвейг с Трувором осторожно положили Вигота на землю, и Трувор поморщился.

— Если он выживет, — прорычал Бруни, — то будет только наполовину человеком.

— Он хороший человек. Лучше, чем я думал, — отозвался Оттар.

— Боги наказали его до тебя, — заметил кузнец.

— Они наказали всех нас. Нас было девять человек, а теперь осталось восемь.

Михран был прав. Как только судно спустили на воду, всем показалось, будто они идут под гору. Вода словно сама стремилась унести их вдаль.

Но до того как отправиться вниз по Днепру, им пришлось прождать целые сутки, пока лодка стояла на якоре, снова набирая воды в свои деревянные борта и раздуваясь.

— Надо вымочить, — объяснил Торстен. — Чтобы она не дала течь.

— Мы делали то же самое с отцовской лодкой, — отозвалась Сольвейг.

Весь день Вигот, раскинув руки, лежал лицом вниз на причале. Поначалу Одиндиса втирала в его жуткие раны ту же мазь, которой лечила собачьи укусы у Сольвейг, но потом передумала; когда в следующий раз они высадились на сушу, она принялась втыкать свою лопатку в мягкую прибрежную почву. Вскоре Одиндиса выкопала пару червей, связала их вместе, потом еще двух. Она торжествующе помахала ими в воздухе.

Сольвейг прошла вместе с ней обратно на корабль и наблюдала, как женщина выкладывает червей в тонкий железный поддон и держит над очагом у Бергдис. Вскоре черви перестали извиваться, иссушились. Затем потрескались и обратились в пепел.

— Бедный Вигот, — сказала Сольвейг.

— Это ему поможет, — отозвалась Одиндиса.

— Да, Аста делает так же.

— Кто?

— Моя мачеха.

— Червей надо завязать узлом, — поведала ей Одиндиса. — Иначе лекарство не подействует. Жилы не срастутся.

— Я знаю, — ответила девушка. — Но у Вигота и ребра потрескались. Я слышала звук. Он весь искалечен…

Одиндиса глубоко вздохнула.

— Как ты думаешь, он когда-нибудь поправится? Ох!

— Он спас Бриту, поэтому я сделаю все, чтобы спасти его. Этот порошок из червей… я спою над ним исцеляющие руны.

— Такой отважный, — прошептала Сольвейг и погладила правую руку юноши. — Как жаль, что я его обвиняла.

Одиндиса сняла поднос с огня и насыпала в ладонь немного порошка из червей. Она втерла его в разбитую спину Вигота и запела.

Вигот не шевелился. Он не издавал ни звука. Порою его руки дергались, но ноги оставались неподвижными.

— Ты научишь меня? — попросила Сольвейг Одиндису. — Я знаю руны, но не умею исцелять ими людей.

— Есть руны от укуса гадюки и руны от гнилости в желудке и от опухших колен, от крови из носа, и бородавок, и сыпи, и чирьев: для каждой хвори есть свои руны.

— Я хочу выучить их.

— Ты хочешь того и хочешь этого. Вечно тебе нет покоя. Бергдис говорит, что ты — словно слепень: жужжишь и питаешься кровью то одного зверя, то другого.

— Это же неправда, — с отвращением возразила Сольвейг, и кровь прилила к ее лицу.

— Ты знаешь Бергдис, — ответила женщина. — Да… я научу тебя целебным рунам, если ты научишь меня вырезать их. Как тебе такая сделка?

Сольвейг улыбнулась, но она была расстроена. «Бергдис всегда причиняет неприятности, — подумала она. — Это у нее жало, а не у меня. Но я не буду показывать вида, что она меня обидела».

Сначала лодка пила чистую, будто ключевую, воду из Днепра, а потом принялась глотать версту за верстой. Михран сообщил, что на веслах могут остаться всего двое — поначалу для этой задачи выбрали Бруни и Слоти, — а остальные могли заниматься своими делами.

Торстен шлифовал зазубренные уключины, а потом поработал над двумя расшатавшимися кницами. Михран предположил, что корабль мог потерять равновесие, и по приказанию шкипера Бард с Бритой исползали все пространство за тюками, проверяя, не сдвинулся ли каменный противовес. Одиндиса не отходила от Вигота. Бергдис, как обычно, была занята стряпней, а Эдит помогала, пока ее не позвал Рыжий Оттар.

А Сольвейг вырезала. Она царапала, надсекала, выдалбливала, строгала, придавала форму, обрабатывала и зачищала песком так, будто от этого зависела вся ее жизнь. Иголки, гребни, игральные кости, бусины. «Вот теперь-то я покажу Рыжему Оттару, на что способна», — думала она.

Однажды девушка подняла взгляд на нос лодки и увидела там шкипера с Эдит. Он держал в ладонях ее лицо и целовал ее в губы до тех пор, пока Эдит не убежала от него, задыхаясь от смеха.

Затем Рыжий Оттар прикрепил что-то к вороту ее шерстяной накидки…

— Твоя брошь! — воскликнула Сольвейг, как только они с Эдит остались наедине.

— Он подарил мне, — ответила та озадаченно, будто не могла в это поверить.

— Похоже на два молота с соединенными рукоятками. А вот эти гвоздики здесь, на концах, напоминают две пары глаз.

— Он отказывается говорить мне, где купил ее, — поделилась с ней Эдит.

— А может, он и не покупал.

— Что это ты говоришь? Конечно купил. И еще сказал, что над брошью пропели руны. Чтобы защитить нас. — Она тихо соединила руки у себя на животе.

— Ты должна показать Одиндисе, — объявила Сольвейг и слегка улыбнулась, удивляясь собственному хитроумию.

В тот же день Сольвейг приступила к работе над парой берцовых костей лося. «Я сделаю из них коньки, — подумала она. — Такое задание я выполню быстро, и Рыжий Оттар будет очень мною доволен».

Принявшись за работу, Сольвейг замечталась. Перенесшись на многие мили, она оказалась дома. Вместе с отцом и Блуббой они катались на коньках по узкой части фьорда, которая замерзала каждую зиму. С неба лился такой ослепительный свет, что девушке приходилось постоянно жмуриться, и из глаз ее текли слезы. А затем Хальфдан достал свой бур, направил его на лед, и…

Между Сольвейг и солнцем пролегла тень, и девушка взглянула вверх. То был Михран.

— Коньки, — объявила она ему. — Пара коньков.

— Ого! — воскликнул проводник и поднял ногу. Он был похож на лошадь, которая ждет, чтобы ее подковали.

— Помнишь, я тебе говорила про девушку, которая рассказала историю не в то время?

Михран кивнул.

— То сказание было про Скади, богиню, которая всегда ходит на лыжах или на коньках. Девушка жила у нашего фьорда, и вот однажды она рассказала историю о том, как пришла столь суровая зима, что даже боги изголодались и самой Скади пришлось охотиться и ловить подо льдом рыбу. Но поведала она это предание накануне весеннего солнцестояния. И из-за ее слов солнце не стало греть землю!