– Мы опоздали. Энни умерла в больнице от какой-то инфекции. Мы так и не узнали, что это за инфекция. Мы думали, это грипп, но гинеколог, обследовавший ее, сказал, что смерть наступила в результате токсического шока. – Дин попыталась взять себя в руки и спросила: – Сливки, сахар?

Джон воспользовался случаем немного отвлечься от темы.

– Да, и то и другое, пожалуйста. – Он несколько мгновений держал чашку в руке. Все молчали. Наконец он решился спросить: – Итак... Энни умерла от токсического шока? Рэйчел Франклин считает, что причиной смерти мог быть аборт, по крайней мере, у нее сложилось такое впечатление, и...

Макс начал было отвечать, но внезапно разразился слезами и закрыл лицо ладонями, сотрясаясь всем своим огромным телом.

Джон почувствовал себя глупо.

– Извините... Я перешел границы приличий... Извините.

– Нет, вы правы, – сказала Дин, входя в гостиную со сливками и сахаром. Она села в кресло рядом с мужем и сказала дрожащим голосом: – Энни умерла от инфекционного аборта. Мы не знали о ее беременности. Она ничего нам не говорила. Но мы выяснили, что она делала аборт, и... – Дин сморгнула набежавшие слезы, – операцию провели неудачно, занесли инфекцию, и в результате Энни умерла от общего заражения крови.

Джон был ошеломлен. Значит, Рэйчел оказалась права. Он оперся локтями на колени и подался вперед, покусывая палец – просто чтобы подумать, чтобы переварить услышанное. Он почувствовал на себе взгляд Карла и поднял глаза. Кар сидел неподвижно, напряженно глядя на него.

Джон решился задать следующий вопрос:

– Это вам сказали в больнице? Макс вытер глаза рукавом.

– Нет. Другой врач, по женской части...

– Гинеколог, – сказала Дин. – Наш врач сказал, что не может справиться с таким случаем, и велел отвезти Энни в больницу, и тот другой врач – его звали... Лоуренс, доктор Лоуренс – наблюдал Энни до самой ее смерти, а потом именно он сказал, что она умерла от токсического шока. Ничего другого он нам не говорил и именно это написал в свидетельстве о смерти.

– Тогда как вы узнали про аборт? Дин слабо улыбнулась и сказала:

– Все ваш отец.

– Мой отец? Макс объяснил:

– Энни умерла, мы похоронили ее... Почти два месяца мы просто мирились с этим, понимаете? Просто не видели другого выбора. Потом как-то в пятницу я ехал домой с работы и проезжал мимо Женского медицинского центра, и вот тогда я увидел вашего отца, Джона Баррета, – он просто ходил взад и вперед перед клиникой, он и еще человек десять, все с плакатами. И вот тогда мне как в голову стукнуло. Не знаю, почему эта мысль не приходила мне раньше. Пятница. Энни заболела в пятницу. А эти люди, похоже, устраивали здесь демонстрации протеста по пятницам. Не знаю, почему я остановился и решил поговорить с ними.

Макс снова вытер глаза и взял у Дин чашку с кофе.

– Спасибо, детка. – Он отхлебнул из чашки. – Я выбрал вашего отца, потому что он был самым старшим там. Не знаю. Просто у него был такой вид, словно он знает, что делает. И он действительно знал.

– Да, знал, – подтвердила Дин.

– Я подошел к нему, а он только взглянул на меня и сразу сказал: «Брат, ты страдаешь. Расскажи мне, в чем дело». Понимаете, он увидел, что я страдаю, и я все рассказал ему. Об Энни и о том, что с ней случилось. И представляете, он рассказал мне такие вещи, о которых я никогда прежде не слышал. Вызнаете, что та клиника посылает машину в школу Джефферсона каждую пятницу, чтобы отвозить девушек на аборты втайне от их родителей?

Джон и Карл переглянулись. Да, они знали, поскольку Рэйчел рассказала им об этом.

– Мы не знали... до недавнего времени.

– Ну и ваш отец сказал мне, что могло случиться с Энни. Сказал, что аборты делают в страшной спешке, врачи допускают ошибки, и никто никогда не узнает об этом. И все, что он рассказал, было очень, очень похоже на истину. Я понял, почему Энни умерла. Я все понял. И я собирался пойти в клинику и прямо спросить их об этом, но ваш отец сказал: «Нет, давайте сначала пойдем в больницу и спросим их». И мы так и сделали.

Макс отпил еще немного кофе, обменялся взглядом с Дин и продолжил:

– Мы вернулись в больницу, прижали к стенке доктора Лоуренса и снова спросили о причине смерти Энни. И он повторил то же, что говорил раньше. Но тогда Джон сказал, что мы хотим взглянуть на заключение патологоанатома. – Это воспоминание заставило Макса слабо улыбнуться. – Ваш отец был настоящим бойцом, дружище, он не сдался без боя, не позволил тем врачам провести его. О! Доктор Лоуренс не был готов к такому наступлению, это уж точно. Но он посоветовал нам обратиться в архив, что мы и сделали.

А когда мы пришли в архив, там повторилось то же самое. Они стали говорить нам, что у них нет ни заключения патологоанатома, ни каких-либо других документов... мол, они потеряли их и не могут найти. Но такие дела, похоже, были Джону не в новинку. Его же невозможно заставить отступить, знаете? Он сказал: «Тогда давайте встретимся с патологоанатомом, который занимался Энни» – и... – Макс выругался. – Они не собирались пускать нас к нему! Начали придумывать разные отговорки, но мы все-таки добрались до него. Обегали, кажется, всю больницу, но нашли-таки отделение патологической анатомии и просидели там еще полдня под дверями, но в конце концов прорвались туда и встретились с этим парнем. Его зовут Марк Деннинг.

Джон вынул свой блокнот.

– Деннинг. Ничего, если я запишу?

– Да, пожалуйста. Деннинг держался спокойно. Не хотел ничего говорить при свидетелях, но когда мы зашли в его кабинет, он заговорил очень тихо. – Макс подался вперед и понизил голос, словно подражая Деннингу. – Он чего-то боялся, понимаете? Он говорил очень тихо и сказал, что не может обсуждать этот случай. Но потом вынул из шкафа папку, положил ее на стол и сказал: «Я сейчас выйду минут на двадцать, ребята. Я вам ничего не говорил, а если вы хотите бросить взгляд на это, то я ничего не замечу» – и затем он вышел из кабинета.

Дин поднялась с места и ушла в спальню, а Макс продолжал:

– Ну и как, по-вашему, мы с Джоном поступили? Само собой, открыли папку и начали читать заключение, чтобы узнать истинную причину смерти Энни – и мы узнали. Просто прочитали. По большей части Деннинг написал заключение на тарабарском языке, но последний абзац звучал вполне осмысленно, поэтому мы переписали его и все прочие места, показавшиеся нам понятными.

Дин вернулась и протянула Джону несколько желтых страниц из блокнота вместе с каким-то документом. Джон бегло прочитал их.

– Это свидетельство о смерти Энни, – сказала Дин. – И вы видите, что написал доктор Лоуренс.

– Так. «Первичная причина смерти: септический шок... в результате сепсиса... синдром токсического шока».

– А вот... вот что нам с вашим отцом удалось выписать из заключения патологоанатома.

Почерк Макса, несомненно, свидетельствовал о спешке. Папин почерк – как всегда, неразборчивый – Джон узнал сразу и поймал вдруг себя на том, что задерживается взглядом на тех или иных словах просто потому, что они написаны Папиной рукой.