был не в настроении терпеть претензии этих двух идиотов, поэтому спрыгнул с башни и обезоружил их. Обыскав их автомобиль, мы обнаружили в багажнике две канистры, доверху наполненные бензином. Подумать только, две полных канистры! Этого количества достаточно, чтобы проделать еще тридцать километров. Два офицера хмуро смотрели, как мы заправляем наш танк бензином, а потом предложили нам коробку золотых часов, если мы возьмем их с собой в качестве пассажиров. Мы взяли два «панцерфауста» у проходивших мимо нас фольксштурмовцев, вооружили ими майоров и пинками наших подбитых гвоздями сапог погнали их на линию фронта. Фольксштурм заверил нас, что офицеры будут как нельзя кстати на передовой, равноценны целому взводу обычных пехотинцев, и погнал их вперед прикладами своих карабинов.

Границы коридора сокращались с каждой минутой. Над нашими головами кружили русские самолеты и, уворачиваясь от зенитного огня, обрушивали огонь своего бортового оружия на разбегающиеся колонны пеших беженцев или сбрасывали вдоль нашего маршрута осколочные бомбы. Эти бомбы разделялись в воздухе на более мелкие контейнеры со взрывчаткой и, накрывая большую площадь, засыпали ее ливнем шариков от шарикоподшипников и шрапнельных пуль.

Мне казалось, что я уже привык к зрелищу смерти и ранений, но картины, которые мы наблюдали на протяжении этих нескольких километров, были просто ошеломительными. Гражданский автобус, реквизированный штабными офицерами, сполз в колею и был накрыт взрывом осколочной бомбы. Тонкие боковины автобуса были вскрыты взрывом, и тела ехавших в нем офицеров высыпались на дорогу. Раненные, они лежали без всякой помощи на земле, а проходившие пешие солдаты просто переступали через них. Группа политических заключенных, одетых в полосатые куртки и штаны, были впряжены в повозки, битком набитые самыми различными вещами: чемоданами, картинами и мебелью. Они тащили эти повозки под конвоем и присмотром взвода эсэсовцев. Русский штурмовик расстрелял всю эту процессию; картины в позолоченных рамах летали в воздухе, а на земле корчились заключенные вперемешку с эсэсовцами. Уцелевшие заключенные бежали или брели под деревьями к границам коридора, некоторые из них сжимали в руках винтовки, взятые у мертвых эсэсовцев.

Мы миновали дом, на фасаде которого были повешены двое пожилых мужчин. В качестве виселицы были использованы петли деревянных ставен, а на шее казненных висел рукописный плакат:

«Мы вывесили белый флаг перед красными монстрами».

Этот белый флаг был обернут вокруг тел повешенных и развевался на ветру.

Русский истребитель был сбит высоко в небе очередью из счетверенной зенитной установки, он устремился носом вниз в лесные заросли и, врезавшись в землю, превратил древний дуб в пылающий факел высотой с церковную колокольню. Его пилот выпрыгнул с парашютом и теперь висел, запутавшись стропами в кронах деревьев рядом с дорогой. До земли ему оставалось метров десять, так что он висел, стараясь освободиться от ремней подвески, а проходящие мимо солдаты и беженцы бросали на него безразличные взгляды, пока наконец кто-то не покончил с ним выстрелом из карабина.

Мало-помалу мы стали выбираться из этой зоны, оказавшись на пространстве, представлявшем собой небольшие узкие и длинные луга, отделенные друг от друга полосами хвойных деревьев. На некоторых из этих лугов пытались приземлиться германские самолеты, возможно вырвавшиеся с восточных районов и добравшиеся до этих мест, где у них закончилось горючее. На одной такой полосе просто в траве стоял брошенный истребитель «Фокке-Вульф», над капотом его мотора в воздух поднимался пар. На другом поле совершил аварийную посадку прямо на брюхо военно-транспортный «Юнкерс-52», неподалеку от него на земле стоял на коленях человек в генеральском мундире, извергая в траву содержимое своего желудка.

Спустя несколько минут сквозь полосу деревьев мы увидели очертания другого объекта, движущегося по одному из этих пышных пастбищ. Сквозь легкий туман я различил блеск металла и почувствовал запах бензина в воздухе. Я выбрался из «Пантеры» и в сопровождении одного из пехотинцев пошел в этом направлении, чтобы разобраться в происходящем. Я ожидал увидеть советские танки, занимающие позиции для нападения, или отдельные наши боевые машины, готовящиеся к обороне. Вместо этого, когда мы продрались сквозь деревья и кустарники, держа наготове автоматы в руках, нашим глазам предстало зрелище, которого удостаивался мало кто из немцев.

Сквозь легкий туман, образовавшийся потому, что солнце энергично испаряло росу на травах, блеск металла, поначалу размытый туманом, начал приобретать четкие очертания. Через несколько мгновений, когда мы рассмотрели то, что двигалось по закрытой со всех сторон полосе травы, мы затаили дыхание и опустили руки с автоматами.

Объект этот оказался самолетом – но такой конструкции, которую мы видели только в новостных кинороликах и в солдатских журналах, преподносившейся нам как величайшее достижение в своем типе, – но, безусловно, никто из нас никогда не надеялся увидеть это воочию. Это был «Мессершмитт-262», обтекаемое и прекрасное двухмоторное создание, которое считалось одним из образцов нашего «чудо-оружия». Я был поражен его размерами – по кинороликам он представлялся куда меньше, – а также грубостью его конструкции. Его несущие элементы, фюзеляж и крылья, явно были изготовлены вручную выколоткой по деревянным моделям и оставались некрашеными[64], за исключением черного германского креста на фюзеляже и свастики на вертикальном стабилизаторе.

– У него нет пропеллеров! – прошептал пехотинец, стоявший рядом со мной. – Это просто чудо!

Самолет покачивался на шасси, колеса которого тонули в слое торфа. Его тянула упряжка быков – обычных запряжных быков, которых разводили в этой части Германии в течение тысяч лет. Быки были связаны вместе, от их общей упряжки канат был заведен за стойки шасси Ме-262, и метр за метром эти античные животные, погоняемые деревенским парнем лет десяти, тянули реактивный самолет по густой траве под защиту деревьев.

Мы, самые обычные солдаты, стояли, ошарашенные этим зрелищем. Что это значит для нас и для Германии? Наше «чудо-оружие» существует, сейчас мы видим его своими собственными глазами, оно превосходно сконструировано, в него вложены самые последние достижения человеческого разума. Но машина сделана весьма грубо, она не была уравновешена и двигалась, как средневековая телега на колесах, силами упряжки быков, над каждым из которых вилась туча мух. К тому же она теряла горючее: прозрачная жидкость сочилась у нее из фюзеляжа, ею провонял весь лес.

– Не вздумайте закурить, друзья мои, а то вам всем конец.

Пилот люфтваффе присел рядом с нами на корточки и улыбнулся. Средних лет, он выглядел крайне усталым, с ввалившимися щеками и прилипшими ко лбу редкими волосами. Его летные полусапоги были начищены до блеска, но усы пожелтели от никотина. Он поведал нам о том, как ему удалось посадить самолет аварийной посадкой на луговой выгон, теряя реактивное горючее, которое сейчас для Рейха