– Друзья, нет никакого смысла сражаться и дальше. Война еще не закончена, но завершится через несколько дней, а то и часов!

Со стороны танковых экипажей и солдат, стоявших на этой заглубленной дороге, раздались насмешки и оскорбления, но никто не сделал ни единого выстрела.

– Послушайте меня, – продолжал немецкий перебежчик. – Вы помните тех людей, что шли за вами из котла и перебирались через шоссе? Все они мертвы.

К сегодняшнему утру никого из них не осталось в живых. Теперь русские могут делать с нами все, что захотят.

– А что они собираются сделать с этой колонной?! – крикнул перебежчику Капо. – Зачем они загнали нас сюда, в западню?!

– Вы должны понимать, – ответил ему перебежчик. – Среди русских офицеров существует соревнование. Война для них теперь превратилась в спорт. И они разыгрывают с немцами игры.

– Чего они требуют? – спросил я.

– Танки, – ответил перебежчик. – Отдайте этому красному офицеру ваши танки в исправном состоянии и оставьте здесь всех женщин. Затем экипажи танков и пехотинцы могут следовать вперед пешком, но гражданские должны остаться здесь.

Командир эсэсовского «Королевского Тигра», стоявший в башне, повернулся ко мне и посмотрел на меня, тоже стоявшего в башне моей «Пантеры». Мы не обменялись ни словом, но его лицо было словно высечено из камня. Затем он отвернулся и стал разговаривать с сидящим в корпусе танка экипажем.

– Товарищи, да отдайте вы им танки, – молил нас перебежчик. – Им нужны ваши машины в рабочем состоянии. Они хотят отправить их в Москву для участия в парадах и других церемониях[59]. Взамен они позволят вам уйти отсюда. Даже эсэсовцам будет разрешено уйти. Этот офицер – единственный красный, который делает вам подобное предложение. Все другие здешние красные офицеры непременно покончат с вами. Товарищи, война проиграна! Примите это предложение.

«Королевский Тигр», неожиданно взревев двигателем, дернулся вперед и угрожающе прополз несколько метров, заставив русских податься назад от границ заглубленной дороги. Командир эсэсовского «Королевского Тигра» стоял в башне, выпрямившись во весь рост, его фигура четко рисовалась на фоне неба. Я видел, как двигаются губы немецкого перебежчика, раскинувшего руки в стороны в тщетной попытке остановить нас; а затем я скомандовал моему механику-водителю тоже запустить двигатель, и «Пантера» с ревом ожила, выбросив облако маслянистого дыма.

Не знаю, кто первым открыл огонь, но после первого же выстрела этот заглубленный участок дороги стал местом смерти для всех нас – немцев и русских, солдат и гражданских беженцев. Сквозь туман выхлопных газов я увидел, как пуля попала в лоб немецкого перебежчика и вышла из его затылка в алых и белых брызгах. Стоявший рядом с ним красный офицер получил свою пулю в живот и сложился пополам с искаженным от боли лицом. Русские пехотинцы, стоявшие на стенках вдоль заглубленной дороги, сначала было отшатнулись назад, возможно ошеломленные гибелью своего командира, но потом все же решили исполнить свой долг так, как их этому учили. Они открыли огонь по нас сверху вниз и принялись осыпать танки и пеших градом пуль из своих автоматов.

Я услышал, как Капо зарычал от боли, и, обернувшись, увидел, как он скатывается с «Пантеры» и падает на землю под ноги беженцев, бросившихся врассыпную вперед и назад по дороге. В Капо попало еще несколько пуль, и я понял, что для него нет никакой надежды выжить и что теперь он станет одним из множества погибших в котле, которые никогда не удостоятся погребения или надмогильного камня.

Один из танкистов его экипажа спрыгнул с «Пантеры» и подбежал к телу своего командира. Но все, что он мог сделать для него, – это сорвать Железный крест (по всей видимости – Рыцарский крест Железного креста. – Пер.), висевший на нашейной ленте, и бросить его мне на корпус «Пантеры». Несмотря на всю опасность и смятение, это была дань памяти погибшему – теперь его Рыцарский крест не достанется врагу, но вернется в семью покойного.

Идущий впереди «Королевский Тигр» снова рванулся вперед, его гусеницы сокрушили увитые розами известняковые стенки, среди которых проходила дорога, и проломил выход на простор, подмяв под себя несколько русских пехотинцев. Я поднялся в башенном люке и, зажав в руке Рыцарский крест Капо, открыл огонь из своего МП-40 по русским пехотинцам, тогда как «Пантера» устремилась вслед за «Королевским Тигром» через проделанный им проход, направляясь к равнине, лежащей выше дороги, где она переходила в луга.

На корме «Королевского Тигра» взорвались русские гранаты, их осколки свистнули по нашей броне, и я увидел, как через пару секунд моторный отсек «Тигра» оказался объят пламенем. Громадная 70-тонная машина прыжком рванулась вперед с заглубленной дороги, вся ее передняя часть корпуса потеряла контакт с землей, а потом рухнула всем корпусом на выгон для скота. Я увидел, как стоявший в люке башни командир «Тигра» был сражен русской пулей – его тело резко дернулось, когда пуля попала в него. «Королевский Тигр» двигался прямо вперед на скорости около 20 километров в час, по направлению на запад, из его моторного отсека наружу выбивалось пламя. Когда моя «Пантера» тоже выбралась на покрытую травой равнину, то покатила рядом с ним борт о борт, пока я не приказал моему механику-водителю вернуться назад, к тому месту, где мы выбрались на равнину с заглубленного участка дороги.

Вернувшись обратно в клубах пыли, мы обнаружили, что красные солдаты продолжают вести огонь вниз, по дороге. Они били длинными очередями, полностью опустошая магазины автоматов, а затем меняли их и продолжали вести огонь. Из корпуса нашего танка инструктор вождения танков открыл по ним огонь через развороченный осколком шаровой шарнир курсового пулемета, а мы в башне опустили орудие ниже горизонтали и пустили в ход оставшийся у нас спаренный с орудием пулемет, открыв из него огонь по красным солдатам. Сначала длинными очередями мы скосили солдат по одну сторону от заглубленной дороги, потом покончили с теми, кто находился по другую ее сторону[60]. После этого я выбрался из танка и, с моим МП-40 в руках, подошел к краю заглубленной дороги и взглянул вниз.

Оставшаяся там пешая колонна была почти уничтожена. Военные, гражданские беженцы и лошади представляли собой одну сплошную массу тел, из нее торчали руки и ноги, некоторые из них еще дергались в предсмертных судорогах. Из этой гекатомбы понемногу выбирались отдельные уцелевшие или раненые и устремлялись к моей «Пантере», таща за собой немногих штатских и могущих передвигаться раненых. И таким образом из всей этой груды тел выбралось, быть может, около