Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты о чем?
– Рхун может убить фрэя.
– Рад был помочь.
– Теперь мы можем войти? – спросил Нифрон.
– Увы. – Рэйт покачал головой.
– Не очень-то любезно с твоей стороны.
– А с твоей – убивать тысячи людей и сжигать Дьюрию с Нэдаком.
Нифрон кивнул.
– Верно подмечено. Изменится ли что-нибудь, если я скажу, что мы, – он обвел рукой свой отряд, – не имеем к этому никакого отношения? По правде говоря, мы – вне закона, мятежники… Потому что отказались принимать участие в той карательной вылазке. Мы пошли против приказа нашего правителя и отказались безжалостно убивать беззащитных рхунов. Мы в бегах, как и ты, причем преследователи у нас одни и те же. Если предложили кров тебе, то нельзя ли и нам его получить?
Рэйт был ошеломлен. Он ожидал, что разговор повернется иначе.
– Я… Э-э, это не мне решать.
Он снова обернулся к Персефоне. Она захлопала глазами, потом кивнула.
– Похоже, госпожа не против, – сказал Рэйт. – Добро пожаловать в Далль-Рэн.
– Чудно! – Нифрон улыбнулся. – Где Маккус?
– Маккус?
– Он же здесь вождь?
На этот раз заговорила Персефона, стоявшая под прикрытием ворот.
– Вождь Маккус был… Дело в том, что он умер. Кажется, лет семьдесят тому как. Он был пра-пра-прадедом моего мужа.
– Вот как, – вздохнул Нифрон. – Ну, а то чудное винцо у вас осталось? Бледно-красное, с привкусом орехов? Я нахваливал его бойцам всю дорогу.
– Когда-то у нас был виноградник, на склоне хребта, – вспомнила Персефона. – Но мы потеряли его в засуху много десятилетий назад.
Нифрон насупился.
– Хоть что-нибудь тут осталось?
– Нужда, – ответила Персефона. – Ее у нас всегда в избытке.
Бог посмотрел прямо на нее. Их взгляды встретились, он улыбнулся и кивнул.
– Ну, хотя бы это у вас есть.
«У рхулин-рхунов было семь кланов, у гула-рхунов – три. Каждым кланом правил свой вождь. В случае необходимости кланы объединялись и выбирали единого вождя, которого мы называли кинигом, позже от него произошло слово король. У фрэев не было ни кланов, ни вождей. Ими правил один фрэй, которого называли фэйном».
Три камешка упали на мраморный пол. Один покатился к Арион, она подняла гладкий голыш размером с яйцо и протянула Мовиндьюле. Сын фэйна вел себя так, будто камешек весил целую тонну – каждое движение свидетельствовало о неимоверных усилиях. Он даже дышал с трудом, вздыхая так, словно ему не хватает воздуха. Юноша стоял с хмурым видом, склонив голову и сгорбившись так сильно, что рукава его ассики соскользнули вниз и прикрыли кисти.
– Не могу.
– Попробуй еще раз, – настаивала Арион.
– Не хочу.
Приемную дворца Арион выбрала из-за высокого потолка. Она выгнала слуг, чтобы им никто не мешал заниматься, и именно здесь, у подножья главной лестницы, между роскошными фресками, гобеленами, полированным камнем и вазами с цветами они сошлись в поединке характеров.
– Меня это не волнует. Делай! – Арион сложила руки на груди, желая прекратить спор, однако перед ней стоял не обычный ученик. Мовиндьюле был принцем, двадцатипятилетним сыном фэйна Лотиана, и всю свою жизнь он провел в уединении дворца Тэлвара. Окруженный слугами и льстецами принц обладал явно завышенной самооценкой.
Он посмотрел на Арион с вызовом, в глазах сверкнула ярость.
Мало кто рискнул бы давать отпор сыну единственного фрэя, которому бог Феррол пожаловал силу убивать или приговаривать к смерти себе подобных. Однако мягкость не поможет ни Мовиндьюле, ни будущему его народа. Проведя с принцем некоторое время, Арион поняла: фэйн Фенелия хотела, чтобы она обучала ее внука не только Искусству. Именно этим она и занималась сейчас.
«Может, ты и принц, – думала Арион, – только я прожила на свете больше двух тысячелетий. Угадай, какой из двух колодцев глубже?»
Если она хочет его чему-нибудь научить, сперва придется заставить себя уважать. Насколько Арион знала, единственным, кого Мовиндьюле хоть немного уважал, кроме своего отца, был Первый министр Гриндал. Неудивительно, ведь Гриндал – живая легенда, обожаемая почти всеми миралиитами.
Отступать Арион не собиралась. Она стояла со сложенными на груди руками и смотрела прямо в глаза Мовиндьюле. Через несколько минут гнев принца сменился недоумением. Вряд ли слуги, прислуживавшие ему с рождения, отваживались встречаться с ним взглядом…
Сегодня они виделись в третий раз, шел второй урок, и принц проверял границы дозволенного. Века медитаций и тренировки не прошли даром. Арион даже не мигнула. Принц пытался подражать ее твердости. По крайней мере, упрямства ему не занимать. Это хорошо. Говорит о силе характера. С таким материалом можно работать.
В тишине их безмолвной войны Арион слышала шорох листьев и пение птиц, доносившиеся в открытое окно вместе с приятным весенним ветерком. В глубине дворца раздавалась приглушенная музыка эстрамнадонского хора, репетирующего представление для фэйна. Она приготовилась к длительной схватке и сосредоточилась на дыхании, ровно отмеряя каждый вдох и выдох. Едва Арион обрела спокойствие, как взгляд Мовиндьюле дрогнул.
Принц вздохнул и с угрюмым видом поднял камни – два одной рукой, один другой. Он подбросил первый камешек, но переусердствовал. Арион порадовалась, что настояла на занятиях под высокими сводами. Мовиндьюле подкинул второй камень. Быстро, слишком быстро. Высота и расчет времени никуда не годились. Неужели он и правда настолько бездарен или же изображает бездарность ей назло?
Камни рухнули вниз, словно метательные снаряды, и Мовиндьюле счел за лучшее увернуться. Арион ничуть его не винила. Падающие с такой высоты предметы ловить больно.
Камни снова с громким стуком упали на пол.
– Видишь! – крикнул Мовиндьюле, подбоченившись.
Он сжал губы так плотно, что они побелели.
– Да-да, я вижу. Ты доказал, что я не права. Чудесно. А теперь пожонглируй камнями, и я буду тебе еще больше признательна.
– Это глупо, и я не понимаю, при чем здесь Искусство! – Он принялся напевать с закрытым ртом, с натугой щелкнул пальцами, и камешки взлетели, завертевшись по кругу. – Зачем использовать руки, если я могу сделать так с помощью Искусства? Твои уроки – полная чушь!
– Да, ты умный мальчик, только сегодняшний урок не в этом, – сказала Арион.
Наставница взяла со столика бокал. В ожидании принца она с удовольствием угощалась легкой, изысканной амброзией. Бокал был пуст, не считая красной капли на дне.
– Лови! – приказала она и бросила его Мовиндьюле.