и об арестах, которые теперь производятся так же широко, как и в 1906 году, когда наступила реакция. Вместо прежних социалистических комиссаров Лизогуб поназначал губернскими старостами бывших исправников, а уездными — приставов, даже прославленных взяточников и держиморд, которые рвут и мечут, мстя за все, что они претерпели во время революции. Организовав банды казаков или милиции из зажиточных крестьян, они секут, бьют, расстреливают тех крестьян, кто были деятельными большевиками. А когда большевистски настроенное село оказывает вооруженное сопротивление, то тогда приходят немцы с пушками и двумя-тремя выстрелами заставляют крестьян сдавать оружие, а если те не сдают и не выдают вожаков, то поджигают село снарядами. В Золотоношском уезде, возле села Буромки[58], крестьяне даже окопались и, зная, что немец «не принимает штыкового боя», заострили колья и думали штыковым ударом одолеть немцев, но после пулеметного огня, потеряв около 150 человек убитыми и тяжело ранеными, были вынуждены разбежаться куда глаза глядят и теперь живут в лесах, в хлебах[59], возвращаясь только по ночам в село за пропитанием. То же самое происходит на Звенигородщине, Таращанщине и во многих местах, а мелкие стычки с немцами — так те случаются ежедневно везде по всей Украине. Крестьяне-большевики вырезают не только мелких панков, потому что панов нет на селе, но и других крестьян, кто побогаче; вообще творится что-то неподобное, что, видимо, приведет Украину к руине. Во многих местах повреждены железные дороги, на двух дорогах устроены катастрофы с военными немецкими поездами; рассказывают, что немцев-солдат, которые остались живы, убивали чем попало. Кроме киевского артиллерийского склада, взорваны также склады в Харькове, Кременчуге, Окнице, Одессе и еще где-то, а тем временем от тех взрывов пострадала масса невинного народа, который ни в коем случае не держится за руку немецкую или гетманскую. Говорят, что те восстания, тот террор не всегда стихийный, а что из эсеровской партии выделилась террористическая группа, которая ведет агитацию в селах и городах среди большевистски настроенных масс темного народа. Разве можно в такой ситуации мне в единственном числе входить в кабинет? Некоторые друзья говорят, что мое имя примирило бы многих с этим правительством, меня знают и уважают в широких кругах общественности. Но если я войду один, то я не смогу изменить политики этого правительства, и только, так сказать, своим именем благословлю все то, что это правительство производит, а правительство это перегибает палку в другую сторону, оно такое же большевистское справа, как эсеровское правительство было большевистским слева. Если бы войти втроем, как я уже говорил, тогда действительно, может, можно было бы остановить эту анархию, этот террор, что ведет к руине и возможно, что национально сознательные элементы подняли бы голос и остановили бы большевистские элементы. Вчера я встретился с бывшим корреспондентом «Рады» Д.Головчуком из села Номорники[60] из-под Жмеринки. Он очень интеллигентный человек, хотя закончил только сельскую школу, но много читал и сам учился. Теперь он заправляет в селе «Просвітой», потребительским и кредитным товариществами, которые сам и организовал. Хотя он имеет только одну десятину земли, но решительно стоит не только против социализации, но и против передела земли, потому что тогда, как он говорит, и мне не будет где хлеба купить; теперь я себе покупаю хлеб у зажиточных крестьян, а если переделить землю между всеми, тогда уже ни у кого не будет хлеба на продажу. Нашему мужику не земля нужна, а хорошая «школа». Характерно, что то же самое говорил мне и пленный Ворона — «нам не земля нужна, а такая школа, как у немцев». Так вот этот крестьянский пролетарий говорит мне: «Если бы гетманское правительство решительно стояло за независимую Украину и вело политику национальную, то я его благословлял бы, несмотря на его черносотенство с социально-экономической точки зрения». Очевидно, есть на селе элементы, которые национальный момент ставят выше социального. Этот самый Головчук говорит: «Нам надо сейчас своего Столыпина, который сказал бы социалистам-революционерам: вам нужны великие перевороты, а нам — великая самостийная Украина!» Если бы новый, или обновленный кабинет взял бы яркий национальный курс и провел бы аграрную реформу хоть такого рода, как предлагаю я, то возможно, что понемногу все успокоилось бы и не было бы опасности, что крестьяне-большевики сожгут весь помещичий хлеб, а теперь они угрожают сжечь и свой, чтобы не достался немцам. Может, это они только пугают, а что помещичий хлеб они могут сжечь, то об этом и говорить нечего, а тем временем город и немцы могут рассчитывать только на тот помещичий озимый хлеб, потому что он посеян прошлой осенью на хорошо обработанных землях, а на посеянный крестьянами весной хлеб на своих и помещичьих землях рассчитывать нельзя, потому что с весны стояла сильная засуха, которая больше всего отражается на плохо обработанных и засеянных вручную посевах. Если действительно крестьяне сожгут помещичий хлеб, то одним крестьянским хлебом население Украины не прокормится, а о вывозе за границу и думать нечего!

15 июня

Вчера в книжном магазине рассказывал какой-то господин с техническим значком на картузе, что в той части Черниговщины, что еще занята большевиками, люди просто гвалт кричат от грабежей и молят Бога, чтобы быстрее пришел немец и освободил их, приобщив к гетманщине, а здесь, уже ближе к Киеву, крестьяне просят Бога, чтобы вернулись большевики и спасли их от немцев и от гетманского правительства, которые и грабят, и издеваются над ними. Вообще, по всей Украине более бедные элементы, та самая «пролетария», тоскуют по большевикам и были бы рады, если бы те обратно вернулись… Тогда снова вернется к крестьянам земля панов и богатеев, вновь наступит их право. Одна золотоношская баба говорила: «Вот как придут большевики, и как вернется снова наше право, то теперь уже не так люди будут делать, а по кусочку их, по шматочку (показывает пучками, как будут щипать), чтобы не сразу подыхали, чтобы знали, как накликать немцев на нас. Всех, всех с младенцами надо их искоренить, чтобы и семени панского не было!» А в Харьковской губ., как рассказывает Саксаганскому другая баба, но более милосердная, увидев помещичью семью, говорила: «Бомбой их, бомбой, тех панов проклятых!» Левко рассказывает, что когда бориспольцы услышали из Киева эти взрывы, то сразу начали распускать слухи, что в Киев подошло четыре корпуса большевиков с чехословаками, разбили под городом немцев, а теперь уже громят сам город, и слухи эти отражались на физиономиях в зависимости от социального положения человека: беднота, та самая «пролетария»,