Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не спишь, дочка? — спросил он.
— Не сплю, папа, — откликнулась девочка.
— Можно я тут у тебя посижу?
— Конечно, папочка.
Густав снял со стула моток светопровода, положил его на пол и уселся. Достал трубку, но раскуривать не стал. Не захотел дымить в комнате дочери. Келли заметила его нерешительность и сказала:
— Ты кури, папа! Мы потом проветрим.
— Спасибо, родная!
Отец кивнул и принялся не спеша набивать трубку табаком из кисета, с которым никогда не расставался.
— Как у тебя дела в гимназиуме? — спросил он.
— Все хорошо, папа, — откликнулась дочь. — По космографии шесть, по чистописанию пять.
— Умница!
Помолчали. Оба знали, что эта тема исчерпана, а приступать к настоящему разговору не решались. Ясный осенний день давно уже был съеден ночною тьмой. Похолодало. С неба посыпалась снежная крупка. Густав деликатно попыхивал трубкой. В теплом и затхлом воздухе комнатушки повисли сизые слои табачного дыма. Келли нравилось, когда отец курит. Может быть, потому, что при этом он никуда не торопился. А вот мама терпеть не могла табака. Поэтому Келли всегда старалась проветрить свою комнатушку до того, как мадам Эйлер почует дым. Она и сейчас вскочила, чтобы открыть форточку. Сразу потянуло холодком. В комнату ворвались снежинки. Келли вернулась к тахте, схватила и закуталась в зеленый в черную клетку плед.
— Был я сегодня у одного человека, — вдруг заговорил Густав. — Это господин Марстон, владелец магазина «ФУНКЕРЫ И ДРУГИЕ ДИКОВИНЫ»…
Звякнул колокольчик. Альберт открыл дверь, запертую изнутри, впустил гостя и плотно задвинул засов. Магазин в неурочное время был закрыт для покупателей. Не до торговли было хозяину. Предстояло решить судьбу дневного посетителя, который все еще оставался в кабинете, обращенный кадуцетром в черную бесформенную массу. Пришедший вечером гость пока ничего об этом не знал. Он топтался в прихожей, сжимая в грубой мозолистой руке записку, которую несколько часов назад Альберт сам доставил по названному хозяином адресу. Все это время они вдвоем думали над тем, что им делать с господином Протеем, который не был ни господином, ни просто личностью. Старый слуга слегка приукрасил картинку, утверждая, что действует согласно инструкции Синдиката. Не существовало таких инструкций.
Конечно, Синдикат Торговцев Редкостями контролировал оборот редких вещей, диковин и функеров, и все люди, занятые в торговле ими, проходили инструктаж, но там понятия не имели ни о внешних эффекторах единого сверхорганизма, ни о самом сверхорганизме. А также о том, что Альберт Кнехт не совсем слуга. Он стал слугой по необходимости. Пришлось искать место, для того чтобы заработать на хлеб насущный, при этом оставаться неподалеку от дела, которому посвятил свою жизнь. Дело в том, что Альберт был ученым. И его научные интересы были связаны с тайными и темными силами, которые издревле паразитируют на Древе Жизни. Существовала древняя легенда о существе, зародившемся вместе со всей Вселенной и посвятившем свою бесконечно долгую жизнь обретению власти над нею.
Для того чтобы получить эту власть, существо сумело разделиться на бесчисленное множество физически с ним не связанных организмов-симбиотов, которые обладали настолько высокой молекулярной пластичностью, что научились принимать облик других обитателей Древа Жизни. Лишь Альберт Кнехт и сотрудники его лаборатории знали, что все это не легенда, а истина. Они даже создали кадуцетр — прибор, помогающий отличить внешние эффекторы распределенного сверх-организма от других живых существ. Однако научного триумфа не получилось. Кто-то донес в Правительствующий Сенат, что сотрудники лаборатории Кнехта впустую разбазаривают выделенные средства. Лабораторию закрыли, и всем ее сотрудникам, включая руководителя, пришлось искать другую работу.
Сам Альберт нанялся слугой к Фредерику Марстону. И неслучайно. Внешние эффекторы сверхорганизма были чрезвычайно падки на устройства, созданные разумными существами иных миров. По какому-то странному стечению обстоятельств многие из этих устройств попадали на эту планету, обитатели которой никогда еще не покидали ее. Ученый даже подозревал, что их сюда каким-то образом доставляли сами внешние эффекторы. Как бы там ни было, именно в лавках, подобных магазину Марстона, эти устройства и скапливались. Следовательно, рано или поздно один из эффекторов должен был явиться сюда. Не стал бы Альберт Кнехт открываться своему «хозяину» и демонстрировать кадуцетр, если бы тот был обыкновенным лавочником, но Фредерик Марстон помогал подпольщикам бороться с кремниевой чумой и теми, кто ее охраняет.
Ученый подозревал, что вся эта возня с наростами кремния на поврежденных участках светопроводов тоже связана с внешними эффекторами единого сверхорганизма, который паразитирует на любых источниках силы. И сегодняшнее пленение Протея могло стать необходимым шагом к разоблачению тайной деятельности темных сил в Полиглобе. Альберт решил воспользоваться случаем, тем более что Марстон пригласил к себе одного из подпольщиков. Определить судьбу Протея предстояло людям думающим, деятельным, неравнодушным к тому, что происходит. Покуда ждали прихода Густава Эйлера, ученый тайком от «хозяина» позвонил по телефору своим молодым коллегам, велев им собраться в заранее условленном месте и ждать его сигнала. Наконец подпольщик пришел.
— Проходите в кабинет, — сказал Альберт Кнехт, все еще оставаясь в образе слуги. — Хозяин ждет.
— Благодарю вас, — пробормотал наладчик.
Они прошли в кабинет господина Марстона, который держал своего «гостя» под прицелом кадуцетра. Увидев черную расплывчатую тушу в кресле, Густав Эйлер не испугался и даже не удивился.
— Кремневик! — воскликнул он, указывая на Протея. — Откуда вы его взяли?
— Сам явился, — пробурчал Марстон и кратко рассказал обо всем, что произошло в этот день в его магазине, а закончив, спросил: — Почему вы называете эту тварь кремневиком? Я думал, они такие же люди, как мы, только одержимые кремниевой чумой.
— Люди, да не совсем, — вздохнул Эйлер. — Оборотни они.
— Выходит, я не ошибся, — пробормотал Кнехт.
— В чем ты не ошибся, Альберт? — спросил Марстон.
— С вашего позволения, ординарный адъюнкт Кнехт, господин Марстон.
— Что же вы сразу не сказали!
— Я говорил вам, господин Марстон, что это долгая история, — напомнил ученый. — Впрочем, сейчас речь не об этом. Не время мериться званиями и должностями. Мы с вами теперь товарищи по борьбе. Это существо, — он указал