– А я этого и не скрываю. Ты расскажешь врачам, кто тытакая. Они найдут твоего отца. Меня посадят за то, что я тебя удерживал, а,может, твой батя меня шлёпнет. Хотя, ведь если так разобраться, то он мойдолжник. Я же спас жизнь его дочери. Уж не забудь потом рассказать ему об этом.Так что, рисковать и возить тебя по больницам я не хочу. Тем более, знахарьсказал, что ты потом сможешь ходить.

– Не верю я ему.

– Его слова пророческие. А если не пойдёшь, то, когда мы ктвоему отцу придём, он всех врачей на уши поставит и всё возможное сделает. Заэто можно не переживать.

– Как же мы к нему придём, если я ходить не умею.

– Не беспокойся. Я тебя к нему на коляске привезу.

– И когда это будет?

– Когда будет штамп в паспорте и брюхо. Чем быстреезабеременеешь, тем быстрее своего отца увидишь.

Однажды, вернувшись из посёлка, Сашка привёз на арендованномгрузовичке инвалидное кресло и посадил меня на него.

– Чьё это кресло? Ты его купил?

– Да где бы я его купил? У нас здесь такие не продаются.Просто там в одном доме дед парализованный жил.

– И что с ним сейчас?

– Он умер, а кресло осталось. Можно сказать, что мне егоподарили.

– Так оно после покойника?

– Послушай, а тебе какая разница? Всё же лучше ездить накресле, чем лежать дома и тупо смотреть в потолок. Теперь ты хоть природуувидишь и свежим воздухом можешь дышать.

– И хоть как-то по хозяйству сможешь мне помогать, –добавила Зина. – Я что, козёл отпущения? При живой невестке всё хозяйство намне!

– Да вы всё хозяйство пропили, – пристыдила я Зину. – Самижалуетесь, что у вас то кролики, то куры дохнут.

– Не смей моей матери замечания делать, – прикрикнул на меняСашка и показал мне кулак.

Я выехала на коляске на улицу, держа Олигарха на коленях, инаконец смогла увидеть, где нахожусь. Кругом лес. Несколько изб, находящихсядруг от друга на приличном расстоянии, и вновь лес. Густой, опасный и местаминепроходимый. Я и не видела такого никогда.

Мои руки уже вовсю меня слушались, я могла поднимать ноги,но вот позвоночник... Позвоночник отказывался меня слушать. Вставать и, уж темболее, ходить я не могла. Зина со своим выродком пьянствовали каждый день, кночи напивались до чёртиков. Иногда у них были галлюцинации, и их посещалабелая горячка. В такие минуты я старалась не попадаться им под руку, укрываласьодеялом с головой, потому что боялась за свою жизнь. Сашка от кого-тоотстреливался, искал какие-то деньги. А Зина ходила по дому и ловила невидимыхкурочек.

Сбежать отсюда было невозможно. Даже теперь, когда у меняпоявилась коляска. Я выезжала во двор, с горечью смотрела на дорогу и понимала,что отсюда нереально добраться до цивилизации. Если бы мои ноги ходили... Тогдабы ещё можно было что-то придумать, а в данной ситуации об этом было немыслимодаже мечтать. Наиболее кошмарными были те моменты, когда Сашка лез ко мне заниматьсясексом. Единственное, что успокаивало, так это то, что всё происходило слишкомбыстро и не нужно было долго терпеть. Я закрывала глаза, морщилась отбрезгливости и ждала, когда же это закончится. С потенцией у этого выродка былиреальные проблемы. Оно и понятно, столько пить! Он кончал либо сразу, либо унего просто ничего не стояло, и он с фразой о том, что «сегодня плохой ветер, иего паруса не надулись», шёл глушить самогонку.

В день нашей свадьбы меня здорово напоили. Утром хорошоподдатый Сашка ударил меня по голове и заставил пить самогонку.

– Если сегодня в ЗАГСЕ не скажешь, что хочешь выйти за менязамуж, убью, – попытался напугать меня будущий муж. – Тут лес кругом. Я с тобойцеремониться не буду. Порублю на куски и отдам на съеденье зверям. Сейчас влесу как раз с кормом плохо.

Я сидела в своей коляске с глазами, полными слёз, ичувствовала, как от самогонки всё вокруг плывёт перед глазами. Зина надела наменя какое-то допотопное грязное платье, которое, по всей вероятности, былокогда-то белым, и из точно такого же старого пожелтевшего и пыльного куска тюлисделала мне фату.

– Мама, ну что ты её так нарядила? – возмущался Сашка,который, в отличие от меня, выглядел вполне прилично, если, конечно, не считатьего красного пропитого лица и синего носа.

Он надел достаточно дорогой костюм, который носил ещё в товремя, когда работал охранником у моего отца, и не менее дорогие ботинки. Рядомс ним я выглядела настоящим чучелом. Но пьяной Зине казалось, что я очень даженичего. Третий сорт не брак.

– Мама, что это за убожество? – Сашка смотрел на менявзглядом, полным ненависти. – Это же ЗАГС, а не цирк «шапито».

– Сына, а что тебе не нравится? – недоумённо разводиларуками пьяная Зина.

– А что здесь может нравиться?! Это же шмотьё «прощаймолодость»!

– А мне кажется – ничего. Я хотела это платье на половыетряпки пустить. А оно, оказывается, ещё пригодилось. Старенькое, но сносу емуещё ой сколько не будет. Да и тюль тоже зря не пропал.

– Мама, это не тюль, а сущий кошмар! Зачем ты вообще ей этоттюль на голову натянула?

– Так фата же нужна! Он же невеста.

– Она в этом тюле не на невесту похожа, а на гардину! –возмущался Зинин сынок. – Ты ещё шторку на неё повесь.

– Сына, ты этот тюль просто не помнишь. Когда ты был совсеммаленький, я подушки одну на другую ставила и их накрывала. Правда, тюль тогдановенький был, но и сейчас он ещё ничего.

– Да сколько времени с тех пор прошло! Тюль уже моль проела.Он жёлтый весь. Ты им реально пыль вытирала. Как будто мы это пугало только чтоиз чулана достали.

– Сыночка, не ругайся на мамочку. Можно было ей нормальноеплатье с фатой купить, но у нас нет таких денег. Она и так на нас мёртвымгрузом висит. Ест, пьёт, живёт, а мы с нее ещё копейки не поимели. Получается,что только она нас объедает, и всё. А все эти мечты о богатой жизни призрачны.

– Мама, Аська – это наш капитал. Потом всё с лихвойокупится.

Я не обращала никакого внимания на их перепалку и пиласамогонку. Выпив, я почувствовала себя значительно легче. Мне так понравилосьуходить от реальности и ни о чём не думать. Пусть хоть ведро наденут на головуи везут в ЗАГС, какая теперь уже разница!

– Мама, уже опаздываем на регистрацию! – рвал и метал Сашка.