Одна миссис Парсонс была непоколебима.

— Оставьте его в покое! — крикнула она толпе фотографов, приветствовавших меня по дороге на работу. — Дайте человеку пожить спокойно!

Но, кажется, чем больше я сопротивляюсь, тем они настойчивее. Я переехал в квартиру (еще не обставленную) в особняке в Найтсбридже, взял на работе три недели отпуска, предупредил об уходе и сбрил усы. Похоже, мне больше нечем заняться. Я чувствую себя как мсье Дюмон — меня вдруг снесло с курса и я вынужден заново рассчитывать свою траекторию. Интересно, испытывал ли он благодарность? Подошел ли, шатаясь, ничего не понимая, трепеща, к краю платформы, глянул ли в благоговейном ужасе вниз с огромной высоты?

В первые дни я был в эйфории. Впервые в жизни я пошел за покупками — не за едой и не за необходимой одеждой, но ради чистого, легкомысленного удовольствия коллекционировать числа. Я купил следующее:

Для жены: наручные часы «Патек Филипп», с бриллиантами, одни (12 500 фунтов).

Для дочери: коктейльное платье, размер 10, «Миу-Миу», одно (800 фунтов).

Для сына: машинка фирмы «Хэмли», электрическая, с дистанционным управлением, одна (299 фунтов).

Для сослуживцев: шампанское «Вдова Клико», не винтажное, небольшой ящик (150 фунтов).

Для миссис Парсонс: шарф, один («Эрме», 150 фунтов), плащ, один («Акваскутум», 490 фунтов), букет роз, один (розовые, 95 фунтов), подписка на журнал «Истинная романтика» и пожизненный запас лотерейных билетов (с заранее определенной комбинацией), которые будут неизменно присылаться ей на дом каждый понедельник.

Это доставило мне значительное удовольствие, но затем я испытал странную опустошенность, словно ребенок в лавке с игрушками, которому только что сообщили, что отныне он владеет не только лавкой, но и всей фабрикой по производству игрушек, так что его карманные деньги (пятьдесят пенсов в неделю, неукоснительно откладываемые с прошлого Рождества для покупки нового вагончика к железной дороге «Хорнби») теряют смысл.

День или два я шиковал: купил обтекаемую, прекрасную стереосистему от «Банг и Олуфсен»; холодильник «Смег», розовый, как жвачка, в «Хэрродсе»; маленький, но очень красивый турецкий ковер в бутике в Найтсбридже, а также несколько шелковых галстуков, шесть рубашек от Томаса Пинка, набор запонок от Пола Смита, несколько пар обуви «Лобб» и еще пошил три костюма у портного на Сэвил-роу, прежде чем сообразил, что я теперь не работаю и костюмы эти мне будет некуда надеть.

Тогда я позвонил жене. Ничего удивительного, что таинственный фактор «икс» и тут сработал — теперь она заговаривает о возможном воссоединении семьи, при этом разглядывая нагрудный карман моего нового костюма с интересом и живостью, какие раньше приберегала исключительно для «Друзей» и определенных сортов шоколадного мороженого.

Вскоре, однако, обнаружилось, что обещанная семейная жизнь будет происходить по схеме «ты мне, я тебе»; причем я ей — довольно значительную сумму, порядка нескольких тысяч. В общем, несколько бутиков спустя я окончательно утвердился в мысли, что во мне видят не мужчину, и даже не бывшего мужа, а персональное счастливое число, предназначенное вознести ее в мир платьев от Шанель, бриллиантов от Граффа, круизов вокруг света, тайной липосакции и головокружительных интрижек. Она сказала, что «один парень с работы» больше не актуален. Я ей верю — ей внезапно открылись новые горизонты, — но не обольщаюсь мыслью, что это я повлиял на ее мнение. По правде сказать, я еще больше чувствую себя мсье Дюмоном.

На второй неделе я оценил свое будущее. Игнорируя многочисленные телефонные звонки жены и друзей, приобретенных за последние несколько дней, я обдумал полет француза-самоубийцы. Я, как и раньше, видел в этом две возможности. Одна — воспользоваться выпавшим шансом, воздать хвалу Господу за чудодейственное избавление и пойти дальше своей дорогой, радуясь и благодаря. Вторая — бросить Богу вызов и сделать шаг в неизвестное. Возможно, это единственная свобода, на которую я могу надеяться. Может, это и есть мое личное счастливое число.

Миссис Парсонс верит, что миллион фунтов полностью изменит ее жизнь. Если бы я тоже так думал, я бы дал ей эту сумму. Но у миссис Парсонс есть нечто, чего никогда не даст мне все мое богатство. У нее есть надежда. У нее есть цель. А что есть у меня?

Вот почему ближе к концу второй недели я решил кончить жизнь самоубийством. Я решил, что все сделаю чисто, но обставлю свой уход из жизни как можно театральнее, связав все разорванные нити. Приняв решение, я впал в отчаянную эйфорию — должно быть, мсье Дюмон испытал нечто подобное утром того дня, когда ему предстоял долгий подъем на башню. Видите ли, мертвецу нечего терять, а человек, которому нечего терять, переходит из состояния отчаяния к состоянию почти блаженства.

Я дал себе неделю. За эту неделю я должен был перепробовать все. Все, на что я раньше не осмеливался. Пойти на каждый риск, который раньше был для меня неприемлем. Я понял, что даже не представлял себе никогда такой свободы: любой момент был неожиданным праздником, каждый час — новым раундом игры со все повышающимися ставками. За неделю, не проведя количественной оценки ни одного риска, не учтя ни одной цифры, я проделал следующее:

Заказал пять порций карамельного пудинга из кондитерской «Фортнум и Мейсон» и съел все в один присест.

Выкурил несколько кубинских сигар.

Попробовал черную икру (впервые в жизни).

Прыгнул с трамплина.

Составил недвусмысленно ясное законное завещание, оставив все деньги бывшей жене — при условии, что она прибавит в весе четыре стоуна и никогда не вступит в другой брак.

Занимался сексом без презерватива с двумя блондинками в кожаной одежде в машине, припаркованной рядом с Шафтсбери-авеню.

Вытатуировал портрет мсье Дюмона, своего духовного предтечи, на левой ягодице.

Пил розовое шампанское «Лоран-Перье», сидя в ванне, читая при этом дамский роман и слушая Пятую симфонию Малера на новой стереосистеме, при повышенной громкости.

Попробовал кокаин, которым снабдила меня одна из вышеупомянутых блондинок.

Заказал билет на частный самолет в один конец до Парижа.

Съел одну очень слабо прожаренную отбивную на косточке, с двойной порцией жареного картофеля.

Приобрел небольшой пистолет (у друга одной из блондинок, также в кожаной одежде), складной трамплин, шляпу-котелок, зонтик и восковые затычки для ушей.

Несколько раз перешел оживленные улицы, не глядя ни направо, ни налево.

Дважды выстрелил в живот «одному парню с работы», замаскировав пистолет в новом зонтике.

Заметьте, что в этих ситуациях организм начинает вырабатывать адреналин, так что я находился в весьма приподнятом настроении. На мне были шляпа-котелок, один из новых костюмов и очень красивый розовый шелковый галстук, который, как я считаю, придает мне приятный щеголеватый вид. Затычки для ушей тоже оказались весьма разумной предосторожностью (а ведь моя жена всегда называла его тихим и спокойным человеком, подумать только).