Но куда тяжелей для него самого понимание, что в словах Адхам-хана есть доля правды, а может, и вся правда. Да, у него есть пятнышко, о котором говорил Адхам, было такое и у отца. Неужели оно действительно есть, вернее, было и у сына Махам Анги?!

Возможно, потому он потребовал сбросить тело с крепостной стены, чтобы изуродовать до неузнаваемости, чтобы никто и никогда больше не увидел этого пятнышка?

Стало страшно. Он столько лет доверял Махам Анге, столько лет слушал ее и почитал, а она лгала. Зачем ей воспитывать Джалала, если ее собственный сын наследник трона? Неужели и Хумаюн знал о том, кто такой Адхам-хан? Тогда почему не признавал его своим сыном? Что за всем этим кроется?

Ответить могла бы только Махам Анга, но спросить ее Джалал не смог бы, даже зная, что через минуту умрет. Мало того, он понимал, что никогда и никому не расскажет об обвинениях Адхам-хана, нужно было только понять, кто еще, кроме убитого брата, знал о действительном положении дел.

Заглянув в душу, Джалал понял, что даже покажи Адхам-хан свое родимое пятно, такое же, как было у императора Хумаюна и есть у него самого, все равно не поверил бы в родство. Можно быть родными по духу совершенно чужим людям и чужими, даже рожденным от одного отца. Адхам-хан всегда был чужим, с детства, если бы не Махам Анга, Джалал никогда не сделал бы его ни главой войска, ни кем-то другим. Жестокость, неразборчивость в средствах, наглость… все, что угодно, только не те качества, которые должны быть у Великих Моголов. Нет, он не Могол, он не потомок Хумаюна, Бабура и Великого Тимура! Жестокость, если она есть, должна быть оправданна, врагов не всегда можно прощать, но быть жестоким с теми, кто не враг тебе…

Джалал поморщился: он словно искал оправдание собственной жестокости по отношению к убитому брату, неважно, молочный тот или родной.

Когда в комнату, хромая, вошла Рукия, он даже не поднял голову. Королева тихонько встала рядом, потом опустилась на край ложа, положила прохладную руку на его руку:

Хочешь, я пойду и скажу?

Нет, я должен сам. Я убил, я и скажу.

Джалал, Махам Анге будет тяжело, но она поймет… Поймет, что ты просто защищал гарем и все произошло нечаянно.

Император поднялся, Рукию удивило выражение его лица и стальной блеск темных глаз. Даже не имея сердца, нельзя быть столь жестким.

Рукия, ты ошибаешься. Махам Анге, конечно, тяжело, но это она настраивала Адхам-хана против Атка-хана. А еще… это должно было стать началом бунта против меня – убить Атка-хана под видом защиты императора, а потом самого императора под видом его спасения. Первую часть он выполнил, вторую я не позволил. Джодха предупреждала меня, я мог бы принять меры раньше, и трагедии не произошло бы. Но я не поверил королеве Джодхе.

Королева Джодха знала о готовящемся нападении?!

Ее служанка услышала разговор между Махам Ангой и Адхам-ханом. Джодха предупредила меня, но я не поверил. Я защищался, вместо того чтобы напасть первым!

Рукия подумала, что едва ли можно назвать защитой приказание сбросить Адхам-хана с крепостной стены, но сказала иначе:

Все знают, что он пытался напасть на вас, Ваше величество. Однако как сказать Махам Анге?

Впервые за столько лет Рукия не поняла мужа. Она считала, что тот переживает из-за убийства Адхам-хана или хотя бы жестокости содеянного, а Джалал больше злился на себя за то, что позволил Адхам-хану совершить нападение, хотя был предупрежден.

Никогда не позволяй врагу опередить тебя хотя бы на полшага, на миг! Если хочешь быть победителем – будь всегда на шаг впереди своих врагов! – так говорил ему отец, так говорил и Байрам-хан. За пять лет у власти он впервые забыл этот наказ и едва не поплатился жизнью.

Гримаса на лице Джалала стала ухмылкой аспида. Не отвечая, он быстро вышел. Рукия услышала, как по гарему покатилось привычное «Внимание! Идет…», и подумала, что императору тайно ни к кому не пойти.

Джалал отправился к Махам Анге. Он уже знал, что не станет выпытывать у нее правду и признаваться, что знает таковую. Нет, та, что столько лет лгала, не дождется от него вопросов!

Конечно, женщина уже слышала о гибели сына, ей, правительнице гарема, не могли не сообщить о том, что произошло. Если честно, Махам Анга понимала, что рано или поздно один из них убьет другого, и вовсе не была уверена, что, даже совершив успешное покушение на Джалала, Адхам-хан добьется большей власти, чем та, что была у него при императоре.

Адхам-хан мог мечтать о чем угодно, мечтала и сама Махам Анга, но она понимала, что, убив Джалала, Адхам окажется отрезанным от остального государства. Даже в Агре можно остаться без поддержки, не говоря уже о том, что провинции поторопятся отделиться. Едва ли остальные поддержали бы ее сына, слишком груб и нагл был Адхам-хан.

Да, Джалал тоже не мягок, но он император по праву рождения, в нем кровь Тамерлана, он Великий Могол, и доказать, что Адхам-хан тоже, она не сможет. Махам Анга может сколько угодно кричать на всех площадях, что родила сына от Хумаюна, это только отвернет сердца подданных от нее и ее сына. Проще захватить власть, опираясь на силу, и только потом признаться, что он старший сын Хумаюна и имеет право на трон. Адхам-хан не из последних, и тому сотни примеров, когда власть захватывали люди вообще низкого происхождения, но для этого надо быть иным. Махам Анга прекрасно понимала, что ее сын стал бы никудышным правителем и империя попросту развалилась бы за несколько месяцев. Джалал иной, он еще не показал себя, едва-едва начав править, но обязательно покажет…

Махам Анга все понимала, понимала, что Джалал лучший правитель и полководец, что более достоин… Джалал ее названый сын… Все понимала, но названый сын убил родного сына, и как быть с этим, мать не знала. На ее счастье Махам Анга не подозревала о том, что явилось действительной причиной взрыва императора.

А в глубине души поедом грызла еще одна мысль: теперь доверие к ней Джалала может пошатнуться. Тень недовольства сыном может упасть и на мать. Адхам-хана не вернуть, значит, нужно воспользоваться чувством вины Джалала и поставить его в еще большую зависимость от нее самой.

Махам Анга постаралась спрятать скорбь матери, потерявшей сына, глубоко внутрь, этому придет время, а теперь ей предстояло продумать, как быть с Джалалом. Женщина умела мастерски изображать все, что нужно, но сейчас скорбь изображать не приходилось, главное – не выдать свои тайные мысли и намерения.

Джалал вошел к Махам Анге с опущенной головой. Все же она мать и предстояло виниться за гибель сына, даже если тот сам виноват и если она причастна к этому.

Мать, я казнил твоего сына Адхам-хана. Ты знаешь об этом и знаешь, за что.

Да, Ваше величество. Адхам-хан приказал убить Атка-хана. Жизнь за жизнь. – Глаза Махам Анги смиренно опущены.

Сердце Джалала обливалось кровью, он уже сомневался в словах Джодхи о том, что и Махам Анга причастна к намерениям сына, но император счел нужным объяснить: