– Женя, нельзя мальчика чморить, и бить его крапивой не годится, у пацана волдыри на ногах.

– Он меня ни в грош не ставит, – кричала мать, – сто раз ему говорено: не смей меняться вещами с приятелями. Это негигиенично! Так нет! Вчера опять заявился в чужом, шорты, рубашка, сандалии не его. На мопеде чужом приехал. С Генкой Волковым они махнулись! Я ему: «Сколько раз твердить можно? Перестань обноски невесть от кого на себя напяливать! Не бери мотоцикл дрянной». А мальчишка спорит: «Одежда Генки, он мой лучший друг. Мы играли в войну, переоделись, чтобы нас враги перепутали. Я генерал, меня нельзя в плен взять. У Гены шорты чистые и мопед хороший, тетя Франци сыну лохмотья не дает, и она никогда на него не орет и крапивой не лупит». Федор меня не уважает, ему, как и тебе, Франциска Яновна нравится.

И Евгения начинала самозабвенно ругать соседку, находила для нее такие эпитеты, что Алевтина ежилась.

Один раз Аля спросила у отца:

– Почему Евгения Франци терпеть не может? Жена Петра Михайловича такая двуличная! Волковы и Лазаревы ближайшие соседи, в беседке они вместе по выходным-праздникам обедают. Евгения Федоровна тогда с Франциской Яновной сюсюкает, нахваливает ее, а когда Игорь Семенович с супругой домой возвращаются, Лазарева всегда гадости про подругу говорит!

Михаил Иванович усмехнулся:

– Ты на Милу, дочку Волковых, посмотри. Одно лицо с Верой. Евгения Петра к Франци ревнует.

– Не похожи они совсем, – возразила Аля, – у Веры на голове копна рыжих кудрей, как у матери. А у Людмилы жидкие прядки на две драки.

– Локоны у Веры знатные, – согласился Михаил, – все только их и видят, личико за кучеряшками теряется. А ты присмотрись повнимательней к Люде Волковой, оцени глаза, нос…

Алевтина отцу не поверила:

– Папа! Да они уже старые совсем! Лазареву пятьдесят скоро стукнет! Какая ревность?

Михаил Иванович ухмыльнулся, но переубеждать дочь не стал. Аля же после той беседы начала приглядываться к Вере с Милой и поняла, что отец прав. Если не обращать внимания на роскошные кудри дочки Лазаревых, то они с Волковой здорово похожи. Просто волосы Веры отвлекают внимание от ее лица, все пялятся на огненно-рыжие кудри, еще у нее полно конопушек, а у Людмилы их нет, и это тоже мешает правильно оценить внешность девочек.

В день, когда погиб Федя, Аля возилась в оранжерее и увидела, как на участок Лазаревых на своем новом мопеде заехал Гена Волков. Очень дорогой мотовелик мальчику подарили на день рождения две недели назад, Гена невероятно гордился презентом, не расставался с ним. Федя завидовал приятелю и начал клянчить у матери такие же колеса. Говорил: «У меня старый-престарый мотик, скоро развалится». Но Евгения Федоровна жестко ответила сыну:

– Геннадий учится на одни пятерки, окончил год с похвальной грамотой. А у тебя восемь троек. Стань отличником и тогда выпрашивай подарки. Не смей хныкать! Мальчики не плачут.

Геннадий бойко порулил по дорожке к дому, не удержал равновесия и упал прямо в клумбу. Алевтина выскочила из оранжереи и давай ругать ребенка. Тот повернулся, Аля ахнула:

– Федя! Ты! Опять поменялся шмотками с Геной?

– Ага, – радостно подтвердил сын хозяев, – и мотик он мне дал. Знаешь, с какой скоростью он едет? Шестьдесят километров в час! Правда, и мой тоже так может, но Генкин новый, красивый. Тетя Аля, не рассказывай маме, что я цветы поломал. Она меня крапивой выдерет.

– Тебе и так достанется, если Евгения Федоровна узнает про очередное переодевание, – вздохнула Алевтина, – и за мопед нагорит. Зачем его взял? Сейчас шлепнулся на мягкую землю, слава богу, брюки-рубашку не порвал, кепку не потерял, кеды не извозюкал. А вдруг так шлепнешься, что Генкину одежду испортишь, мопед погубишь? Придется твоим родителям Гене все новое приобретать, тут уж Евгения Федоровна одной крапивой не удовлетворится, посадит тебя под замок на все лето, заставит задачи по математике решать. Страшно подумать, сколько мопед Волкова стоит.

– Не выдавай меня, – взмолился мальчик, – вечером я в своем вернусь. У нас сегодня военные соревнования. Мы разделились на две команды. Надо доставить письмо в штаб. Отряд Валерки Серова один пакет везет, а моя рота – другой. Мало первым прийти, надо еще у противника его донесение отнять. Понимаешь, да? Гонцы в штабы несутся, а солдаты противника их поймать должны. А кто бумаги везет – неизвестно, но догадаться можно, у нас сам командир, то есть я. Генке ценный груз не доверю.

– Играйте на здоровье, но зачем переодеваться? – не сообразила Аля.

– Ну тетя Аля, – удивился Федя. – Неужели не понятно? Волков в моих шортах и на моем мотике помчится по дороге. Отряд Валерки его за меня примет, вдогонку кинется. Они, думаю, догадываются, что я пакет везу, я лучший гонщик в мире. Схватят гонца, а это Генка в моей одежде. А я тем временем тайной тропой в наш штаб полечу. Это тактическая хитрость.

– Ясно, – улыбнулась Алевтина, – только не сломай чужой мопед, тактический хитрец.

– Тетя Алечка, не рассказывай маме, что мы переоделись, – попросил Федя, усаживаясь в седло, – она сейчас, наверное, в спальне, меня не видит. И дай мне канистру из сарая, заправлюсь не во дворе, я за ней приехал. Ты не выдашь нас?

– Нет, – пообещала Алевтина, вынося емкость с бензином, – не волнуйся, своих не сдаю.

Не успел Федор уехать, как из коттеджа выскочила Евгения и заорала:

– Какого черта тут Геннадий делал? Зачем его на участок пустила? Кто разрешил?

Аля, опустив голову, молчала, она понимала: если скажет правду, фурия от нее отвяжется, а вот Федору вечером достанется по полной программе. Алевтине было жаль мальчика, поэтому она его не выдала.

Алевтина замолчала.

– Ну, дальше, – поторопил ее отец.

Она встала и пошла к стоящему на подоконнике чайнику.

– Федя вечером к ужину не пришел, его часов в десять искать начали. Я Петру Михайловичу про игру в войну рассказала, а про обмен одеждой-мопедами промолчала. Подумала, Феде и так достанется, что из-за него все Гуськово на ушах стоит, не надо масла в огонь подливать. Да и они небось давно с Геной уже переоделись. А тут бабушка Геннадия приходит растерянная, спрашивает у Лазарева:

– Внучок мой не у вас засиделся? Жду его, жду, ужин три раза грела. Родители отдыхать уехали, а меня Гена не слушается.

Петр Михайлович обозлился:

– Вот поганцы! Небось на мопедах в Конаково усвистели, куда им ездить запрещено, да еще через лес порулили, заблудились. Вот найдутся, я сам обоих выдеру.

И пошли, значит, наши мужики с Лазаревым в чащу, потолкались там часа два и назад вернулись. Темнота кругом, ночь сгустилась, делать нечего, пришлось отложить поиски до утра. Как рассвело, участковый наш приехал, Вадим Глебович Кузнецов, с ним несколько оперов и собака.