способно вызвать только жалость.

Маленькая, худенькая, с трогательно торчащей шеей из ворота трикотажной растянутой кофты. Жиденькие светлые волосы собраны в пучок на затылке, в больших глазах застыл немой ужас.

– Проходите скорее!.. Как я рада!.. А я не верила, что вы приедете!.. – сбивчиво произнесла девушка, что выдавало крайнюю степень ее нервного возбуждения. – А… – посмотрела она на Гришу.

– Меня зовут Яна, а это Григорий – врач из той больницы, где сейчас лежит ваша мама, – пояснила Яна и добавила, немного подумав: – Да и я, собственно, тоже врач из той больницы.

– Проходите, гости дорогие. Ой, у меня и тапок-то нет, гостей не бывает.

– Да ничего страшного, – попыталась остановить ее суету Яна.

– Проходите просто так! Не надо снимать обувь, а вот верхнюю одежду можете кинуть прямо поверх тумбочки в коридоре. Извините, вешалки нет. Все прибить некому, мужчин у нас не бывает… – покраснела Анна.

Яну тронула чистота в квартире, хотя ремонт здесь просился уже давно. А еще бросались в глаза тканевые дорожки, какие раньше стелились в деревенских избах. Наверное, они призваны прикрыть несовершенство пола и заменить пышные ковры, которые этой семье явно не по карману. Мебель была старой, мрачноватой и очень простой.

Анна пригласила гостей присаживаться за большой круглый стол под кружевной скатертью ручной работы и спросила:

– Как там моя мама? Я места себе не нахожу…

– Да мы толком не знаем, но вроде все хорошо.

– Вы же врачи из той больницы? – удивилась неопределенности ответа Аня.

– Мы – врачи! Но врачи-то тоже разные бывают. Я – стоматолог. А Гриша… он… патологоанатом. – И, увидев, что девушка приложила руку к сердцу, Яна поспешила ее успокоить: – Не волнуйся, Анна! Он не имеет отношения к твоей маме. То есть он оказал ей помощь, но это вышло случайно… Это долго объяснять…

– Да, уж лучше не объясняй, – прервал ее Григорий. – Вы нам лучше расскажите, что вас напугало и что вас тревожит.

– Чай? Кофе? – спросила Анна.

– Кофе, – ответила Яна за обоих.

– Ой! Извините… У нас отродясь кофе-то нет.

– Значит, чай, – быстро переключилась Цветкова.

– Я мигом! – бросилась из комнаты Анна, и только сейчас Яна заметила, что она немного прихрамывает.

Гриша сидел за столом, закинув ногу на ногу, и хмуро смотрел на огромную щель в стене, которая, казалось, может обвалиться в любую минуту.

– Странно все это… Мы толком не знаем женщину, что ты привезла к нам в больницу, и вот мы уже здесь… У ее дочери, которую тоже не знаем.

– Так надо знакомиться. Все люди до поры до времени не знают друг друга!

Тут раздался телефонный звонок, причем такой же дребезжащий и противный, и сначала Яна решила, что кто-то еще пришел к Ане в гости. Но тут они с Григорием увидели телефонный аппарат. Модель его была настолько старой, что она, видимо, осталась в эксплуатации только в этой квартире, – с дисковым набором цифр и трубкой в форме гири.

– Круто! – оценил антиквариат Гриша и, не дождавшись появления хозяйки, взял трубку сам: уж больно неприятным был звук. – Алло? Алло? Слушаю вас. Странно… но никто ничего не сказал, – положил на место трубку Гриша.

– Может, связь плохая?

– Да нет… Ни треска, ни посторонних звуков… И сложилось впечатление, что я прямо-таки слышал горячее дыхание на том конце связи.

– Значит, не ожидали услышать мужской голос, растерялись… Хотели поговорить с Анной, какой-нибудь тайный поклонник…

– У меня нет поклонников, ни тайных, ни явных. – Девушка вошла в комнату с подносом такой же круглой формы, как и стол. – А что?

– Кто-то звонил, – пояснил Григорий.

– И молчал?! – Анна чуть ни уронила чашки и заварочный чайничек.

– Да.

– Я с ума схожу из-за этих звонков! Кто-то методично звонит нам на протяжении нескольких дней в любое время суток и дышит в трубку.

– И это вас пугает?

– А ты считаешь, что это не может пугать? – заступилась за растерявшуюся девушку Яна. – Тебе, мужику, легко говорить!

– Знаете, когда мама дома, то еще не так жутко. Да и телефон я тогда отключаю. А сейчас не могла. Сотовый у нас один, и он с мамой, потому что она одна выходит из дома. Я – инвалид и в основном пребываю здесь. И как я могу выключить телефон, если я волнуюсь за маму, а она может тоже позвонить мне? – Анна, разливая чай, с трудом попадала в чашки – так у нее дрожали руки.

– И как давно звонят? – осведомился Григорий.

– С неделю.

– И вы ничего не предпринимали, кроме выключения телефона? – Яна напряглась, словно гончая, взявшая след.

– Ничего, – смутилась девушка. – А что мы могли? Идти в полицию? С чем? Я все думала, что это пройдет, что кто-то пошутит и перестанет.

– Сколько вам лет, Анна? – не слишком тактично поинтересовалась Цветкова.

– Двадцать четыре. – Яна бросила несчастный взгляд почему-то на Гришу. – Я знаю, что вы хотите сказать… Что мне не пятнадцать, и я уже взрослая девушка, и нельзя быть такой наивной и бестолковой… В этом всецело моя вина, и я полностью с вами согласна. Я родилась с редкой и тяжелой болезнью, связанной с серьезным нарушением минерального обмена.

– «Хрустальный ребенок»? – скользнул по ней взглядом Гриша.

– Точно! Да, для меня малейший удар, падение и даже крепкое рукопожатие может закончиться тяжелейшим переломом, после которого я и встать-то не смогу, если это будет шея или позвоночник.

– Хромаете из-за этого?

– Да. Мама говорит, что в детстве я получила сложнейший перелом бедра, что такое бывает только в старческом возрасте. С тех пор я хромаю, хотя говорили, что и ходить не смогу. Так я и осталась жить дома. Мне нельзя было ходить в садик и школу, мне нельзя было играть и общаться с