— Перидор не знает об этом разговоре, — предупредила меня Криатна, выставив фрейлину. — И, хотя в нём нет ничего тайного, я бы хотела, чтобы так и оставалось. Мой муж не поддерживает моих опасений и даже смеётся над ними, он рациональный человек. Но я женщина, мне позволены маленькие слабости.

— Внимательно слушаю вас, Ваше Величество. Извините за неподобающий вид, портной уже снял мерку, но мой здешний гардероб ещё пуст.

— Да, ваши наряды ужасны, но я понимаю, что у вас так принято. Неважно. Я хочу поговорить с вами о Катрин.

— То, что она выбрала меня паладином, — смутился я, — поверьте, это была её идея, а мне было неловко отказать ребёнку… Это ничего не значит…

— Я не об этом, — остановила меня жестом Криатна. — Дети часто играют в рыцарские отношения. Я и сама в её возрасте… Впрочем, не буду отвлекаться, хотя имейте в виду — для неё это сейчас значит очень много. Постарайтесь ей подыграть — вам это ничего не стоит, вы тут ненадолго, а разочарование в любви останется у неё на всю жизнь. Поверьте, я знаю о чём говорю.

— Это не составит труда, Ваше Величество. Катрин — очаровательный ребёнок. Но в чём тогда ваш вопрос?

— Скажите, граф, вы… — она замялась с явной неловкостью и досадой, но всё же продолжила. — Вы не наложили на неё никакого заклятия?

— Заклятия? — чего угодно ожидал я от этого разговора, только не обвинений в колдовстве.

— Да, мой муж тоже говорит, что я несу чушь, — вздохнула императрица. — Он совершенно не суеверен. Но я росла в Лоэции, у нас более… сложное отношение к этому. Не бойтесь, скажите честно. Если это было необходимо, чтобы победить Красный Мор, я пойму. В любом случае, это останется между нами.

— Но почему вам вообще пришло это в голову, Ваше Величество?

— Я очень благодарна, что вы спасли Катрин от болезни. Мы уже смирились с тем, что лишимся дочери, лекари говорили, что ни единого шанса… Но вы пропали с ней на четыре месяца и вернули здоровой. Это само по себе чудо, хотя Перидор уверяет, что это не колдовство. Допустим, что так. Но Катрин… С ней что-то не так.

— Что именно?

— Во-первых, вы для неё стали… Чем-то вроде ангела-хранителя. Она разговаривала с вами каждый вечер, и, да простит Господь моё кощунство, почти молилась вам. Уверяла меня, что вы её слышите.

— Клянусь, это не так, — улыбнулся я растерянно.

— Вы знаете, что у неё есть ваш портрет?

— Нет, откуда?

— Кажется, взяла у вашей дочери. Просто рисунок карандашом, ничего особенного, но он уже пять лет стоит возле её кровати, и она целует его перед сном. Вы тоже скажете, что это просто детская экзальтация? Мой муж считает так, но я не уверена.

— Знаете, Ваше Величество, возможно, вы правы, — признал я, — это, конечно, не заклятие и никакой магии в этом нет, но есть такое явление, как «импринтинг». Он иногда возникает как побочный эффект лечения. Некоторая иррациональная привязанность пациента к врачу. Она безвредна и обычно довольно быстро проходит сама по себе. У Катрин это почему-то затянулось, я не знаю, какова причина. Возможно, наложение на какие-то жизненные обстоятельства, например недостаток внимания родителей… О, простите мою непочтительность! Я подумаю, что с этим можно сделать.

— Не обязательно, любовь к паладину — это не страшно, у неё ещё есть время наиграться в чувства, до того, как мы выдадим её замуж. Меня гораздо сильнее беспокоит другое.

— Что же это?

— С Катрин… всё время что-то случается. Что-то… опасное. За эти пять лет её три раза сбрасывали лошади, включая самую спокойную кобылу в конюшне, которую и рысью-то бежать не заставишь. Она взбесилась и понесла, как только на неё усадили Катрин. Моя дочь выжила чудом. Сани, в которых она каталась, провалились под лёд там, где проехали дети старше и тяжелее её. Карета с ней перевернулась и упала со склона, погибли её няня и кучер. На одной из прогулок она упала в реку, потому что обрушился мост. Спасая её, утонули два гвардейца. Когда она вошла в охотничий домик, у егеря само собой выстрелило ружье, пуля сбила с неё шляпку. На неё нападал бешеный пёс, на неё падали со стены меч и две алебарды, четырежды мы в последний момент спасали её из пламени, когда в спальне начинался пожар. Её дважды кусали ядовитые шершни, от укуса которых умирает лошадь. Непонятно, каким чудом она выжила, — а ведь такие шершни даже не водятся в этих краях! Я не могу сосчитать, сколько раз она падала с лестниц, выпадала из окон, попадала под карету… Даже Перидор, который называет всё это глупыми суевериями, перестал брать её на прогулки и вообще старается не выпускать лишний раз из комнаты. Одно время он даже думал, что кто-то хочет убить нашу дочь, но всё происходило совершенно случайно, и тому множество свидетелей. Моя дочь должна была умереть более сотни раз, и это только с того момента, как я решила считать. Но она всегда выживала. И всегда чудом. Катрин уверена, что её защищает от смерти её паладин. То есть вы. А я думаю — может быть, это не защита, а проклятье?

Императрица впилась взглядом в моё лицо, но я лишь развёл руками.

— Не знаю, как убедить вас в этом, Ваше Величество, но я не колдун. Я всего лишь лекарь. И я ни в коем случае не желаю смерти вашей дочери. К сожалению, к её чудесным спасениям я тоже непричастен. Я не знаю, чем вам помочь.

— Глупо было бы рассчитывать, что вы признаетесь, даже если имели бы к этому отношение, — вздохнула она, вставая, — но я думаю, что если это следствие ваших действий, то не намеренное. Вы не похожи на того, кто будет мучить ребёнка ради удовольствия, и вы точно не заинтересованы в её смерти. Вы чужой здесь, и вам нет дела до династии.

— Это так, Ваше Величество.

— Тогда я попрошу вас… присмотреть за ней. Пока вы здесь. Она будет тянуться к вам и вашей дочери, не отталкивайте её. Может быть, рядом с вами она будет в большей безопасности. Или вы поймёте, что с ней происходит.

— Боюсь, Ваше Величество, вы переоцениваете мои возможности. Но я сделаю всё, что могу.

— Ваша дочь её рисовала? — первым делом спросил Теконис.

Я рассказал ему о странностях вокруг принцессы. Наверное, потому что если императрица считает злым колдуном меня, то я — его. В общем, между нами, колдунами…

— Я передал ей вашу просьбу не делать этого, — ответил я обтекаемо. — А что, может быть связь? По крайней мере, я рисовал её многократно.

— Я не могу сказать с уверенностью, но не исключаю такой вероятности. Вы столкнулись с трудностями при её лечении и сами охарактеризовали ваше ощущение: «Мир не видит её живой». Вам пришлось забрать девочку в другой срез, чтобы вылечить. Несмотря на субъективность и неточность этого определения, оно имеет право на жизнь — возможно, существование принцессы Катрин действительно противоречит генеральному вектору роста этого фрактала. Поэтому вероятности постоянно сходятся так, что она должна умереть. Вопрос в другом — что именно не даёт ей погибнуть? Я бы предположил воздействие вашей дочери, поскольку её способности работают именно так. Она вполне способна фиксировать своими рисунками состояние малых вероятностей. Но возможно, что и ваши потуги оказали своё действие… Может быть, я недооценил ваш потенциал?