Едва он оказался на берегу, как к нему тут же подскочил Гусак Уилкерсон, перевернул его на живот и начал плясать у него на спине, стараясь посильнее притоптывать обеими ногами. Позже Гусак несколько туманно объяснял мне, будто именно так следует делать искусственное дыхание утопленникам. Честно говоря, не думаю! Ежели судить по тому, как ужасно вопил при этом Змеюка, эта процедура нанесла ему куда больше вреда, нежели пользы.

Так или иначе, но всячески поощряемый Гусаком Мургатройд изрыгнул никак не меньше трех галлонов воды. Когда он вновь обрел дар речи, то сразу же начал использовать этот бесценный дар не по назначению, перемежая свои жалкие угрозы весьма невнятными богохульствами. Гусак наконец оставил его в покое и сказал мне:

— Забрось его на спину своему зверю, и поспешим обратно, в Брехливую Собаку! Моя лошадка сбежала, едва началась пальба. Мне почему-то с самого начала казалось, что те придурки из Олдервиля погонятся за тобой, а ты станешь уходить от них короткой дорогой. Потому-то я и встречал тебя здесь. Поторапливайся! Ведь нам еще придется оказывать Змеюке определенные знаки медицинского внимания. Потому как в своем нынешнем плачевном состоянии он вряд ли сможет быть хорошим судьей на нашем празднике орфографии!

Мургатройд был еще слишком слаб, чтобы твердо сидеть в седле; поэтому мы просто повесили его поперек, словно коровью шкуру на заборе, и двинулись вперед. Я вел Капитана Кидда в поводу, а надо сказать, что мой Кэп начинает буквально сходить с ума, ежели на его спине оказывается еще кто-то кроме меня. Вот почему мы не успели пройти даже мили, когда Капитан Кидд вдруг резко извернулся и сладострастно вонзил зубы прямо в заднюю часть мургатройдских штанов. До этого самого момента Змеюка лишь слабо, болезненно стонал, да еще время от времени униженно умолял остановиться и спустить его на землю, дабы он мог сообщить нам свое самое заветное, последнее предсмертное желание. Но, познакомившись поближе с зубами Кэпа, он испустил поразительно громкий вопль и разразился выражениями, совершенно неуместными в устах умирающего.

— Какого дьявола?! Да неужто, ради одного лишь сиюминутного увеселения самых низменных орфографических вкусов подлой черни из Брехливой Собаки, столь истинный джентльмен, как я, должен так бесславно окончить свои дни, пойдя на корм для этой хищной жвачной твари? Ни за что и еще раз ни за что! — такими пылающими подлинной страстью словами Мургатройд проникновенно закруглил свой яростный экспромт.

Мы все еще продолжали с ним препираться, когда совсем рядом вдруг затрещали кусты и на тропу из зарослей тяжело вывалился старик Джейк Хансон. Несмотря на почтенный возраст, его широченная спина только боком позволяла ему протискиваться в амбарную дверь, а громадная борода лопатой была способна на долгие годы поразить воображение случайного зрителя.

— Что за возмутительный шум вы устроили здесь, вблизи от моего мирного жилища, негодяи? — свирепо спросил он. — И кто тут кричал караул?

— Я кричал! — вызывающе ответил Змеюка. — Ибо аз есмь тот агнец Божий, какого эти злодеи вознамерились обречь на заклание во имя нелепых прихотей жестокой толпы!

— Заткнись! — злобно прошипел Гусак. — Не верь ему, Джейк! Этот джентльмен уже неоднократно давал нам свое молчаливое согласие стать судьей на завтрашнем соревновании по устной орфографии!

— Вот как? — внезапно заинтересовался Джейк. — Значит, передо мною — образованный человек, да? Ни за что бы ни подумал! Ведь ежели поменять его лохмотья на нормальную человеческую одежду, да хорошенько помыть, да еще обтереть кровь с лица, его будет почти невозможно отличить от нас, простых смертных! Послушайте, парни! Давайте-ка пока затащим этого малого ко мне в дом! Там я обработаю ему раны, накормлю, уложу спать и вообще позабочусь о нем, а завтра к вечеру доставлю в поселок для участия в вашем соревновании по этой, как ее там… ну, по той самой вашей фортографии, причем в целости и сохранности. А за это пусть он малость подучит мою младшенькую, Саломею, как половчее складывать буквы.

— Я решительно отказываюсь преподавать мое столь высокое искусство всяким там деревенским сопливым пигалицам!.. — заносчиво задрав нос, начал было Змеюка, но вдруг резко остановился, приметив некое весьма миловидное личико, с жадным любопытством поглядывавшее на нас из тех самых зарослей, откуда появился Джейк Хансон. — А кто это там прячется? — странно изменившимся голосом поинтересовался Мургатройд.

— Моя младшая дочь, Саломея! — с гордостью заявил старина Джейк. — Ей совсем недавно исполнилось девятнадцать, но бедняжка не умеет ни читать, ни писать. Впрочем, честно говоря, в нашем роду никто никогда и не умел ежели верить семейным преданиям. Но мне бы очень хотелось предоставить моей любимой доченьке хотя бы малость этого самого вашего образования!

— Конечно! — вдруг с неожиданным энтузиазмом воскликнул Змеюка. — Обязательно! Я сделаю это с удовольствием! Ведь неуклонно нести в народ неугасимый светоч знаний — есть первейший долг всякого поистине образованного человека!

Вот так оно и вышло, что мы оставили Мургатройда в хижине старика Джейка Хансона, где он, подоткнутый со всех сторон одеялами, расположился полулежа на койке, а Саломея сразу же принялась кормить этого бездельника с ложечки и отпаивать его первосортным виски! Ну а мы с Гусаком Уилкерсоном поспешили в Брехливую Собаку, до которой от дома старины Джейка оставалось чуть больше мили.

— Имей в виду! — втолковывал мне по дороге Гусак. — Нам даже словом нельзя обмолвиться о том, что Змеюка остался в хижине Джейка! Потому как Бык Хокинс уже давно положил глаз на Саломею, а он настолько ревнив, что начинает сходить с ума, когда какой-нибудь другой мужчина всего лишь на минутку позволит себе задержаться возле ее дома, чтобы переброситься парой словечек с кем-нибудь из Хансонов. Мы просто не можем допустить, чтобы подобная ерунда вдруг помешала нашему замечательному шоу!

— Ты ведешь себя так, будто заранее уверен в успехе своей сомнительной затеи! — предостерегающе заметил я.

— Все, что у меня было, есть и будет, я смело поставил на эту одну-единственную карту! — проникновенно ответил мне Гусак. — Потому как орфография есть главный и подлинный символ нашей великой цивилизации!

Ладно. Хрен с тобой. Пусть будет символ, подумал я.

На самой окраине поселка нам навстречу попался Лошак Мак-Граф; сильнейший запах кукурузного виски клубился вокруг него подобно грозовой туче.

— Послушай меня, Гусак! — потребовал он. — Мне только что стало известно об ужасно коварном заговоре, каковой доподлинно злоумышляет Бык Хокинс, войдя в роковой сговор с Джеком Клинтоном. Они собираются в день выборов, прямо с раннего утра, так подпоить большинство наших сторонников, чтобы те даже ползком не смогли бы добраться до избирательных урн! Я предлагаю прямо счас отменить матч по той твоей фортографии и немедля же атаковать «Красный томагавк», дабы каленым железом выжечь ихнее поганое крысиное гнездо!

— Не-а! — решительно ответил Гусак. — Не пойдет! Мы должны показать, что умеем держать свое слово! Но ты не беспокойся, мой верный Лошак, мы сумеем найти способ, как разрушить злокозненные замыслы этих гнусных политических варваров!