Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дружина в Европе — продукт переходного от во-ждеств к раннему государству периода и инструмент формирования последнего, рыцарство же — феодально-иерархической государственности. Для первого («варварского») периода характерно относительное развитие товарного хозяйства и стремление к обогащению как следствие, для второй — натурализация хозяйства и ее последствия — стремление к социальному престижу, титулам и стоящими за ними земельными владениями.
Другой слой — промежуточный между византийскими пограничными военными поселениями «акритами» и рыцарями — появился и при специфических механизмах другого переходного периода (от ранней государственности к феодально-иерархической). Это — слой военных поселенцев мазовецко-прусского пограничья, занимавшихся крестьянским трудом. Тем не менее эти поселенцы считались «шляхтой» и пользовались рыцарскими правами — иметь герб, не платить налогов, вести войны между собой, участвовать в управлении (как при созывах рыцарского «веча - высшего судебного и земельного органа для своего сословия, так и в составе княжеских органов власти»).[198] В этом примере наглядно выступает на первый план не военная и социально-экономическая, а морально-психологическая и политико-правовая природа рыцарства.[199] Аристократический «гонор» наиболее явно проступал как раз у весьма «демократических» по реальному положению слоев населения, что в этом сближает их с неимущими самураями-ронинами (правда, для последних нищенство и наемничество были все же почетнее труда земледельцев). Возможно, здесь сыграло свою роль «недемократическое» происхождение польской «большой дружины» — основного источника рыцарства («можнов-ладства») и четкое осознание последним этого факта.
В России же только при зарождении чиновничье-бюрократических тенденций развития практически вернулись к «рыцарскому» опыту Византии: помещики-прониары («воинники» по Пересветову) и переход от стратиотского ополчения к полунаемникам — стрельцы, пушкари, городовые казаки пограничья (типа акритов). Кстати, и «вольное» казачество Запорожья и Дона также представляет собой еще один из образцов военно-политической организации корпоративно-орденского облика, в чем-то в то же время напоминая федератов Рима и Византии. Впрочем, казаки имели предшественников и в отечественной истории. Это были, однако, не традиционно считаемые за главных их «предков» бродники, не имевшие, судя по всему, политической организации и четкой системы отношений с Русью. Более напоминают казачьи «войска» с их стройной системой, регалиями войсковых чинов разного ранга, единым корпоративным духом и территорией, не бродников, а районы расселения «своих поганых». Последние, кстати, в отличие от Рима и Византии, но, как и казаки, использовались не только для обороны границ, но для решения внутренних конфликтов (осада Чернигова в 1138 г. Ярополком Владимировичем, сражения под Караче-вом (1147) и Белгородом (1159). Участвовали иногда, впрочем, во внутренних войнах и бродники (Листвен-ская битва 1216 г.). Даже не касаясь военных поселений античности, европейского и азиатского Средневековья, современного Израиля и т.д., можно отметить мимитас (особо доверенные племена, переселяемые инками на завоеванные территории, где они наделялись землей и пользовались привилегиями),[200] итоналли — земли, изъятые у местных, чаще пограничных племен, для содержания ацтекских гарнизонов. Характерно выполнение военными поселенцами функций контроля за местным населением: воины-крестьяне являлись представителями центральной власти. По своим поздним военно-полицейским функциям казачество напоминает особые привилегированные группы кочевников на службе восточных государств. Отличие — в источниках существования и экономических льготах (кочевники не только не платили налогов, как и казаки, но и получали часть налогов с земледельческих общин, пропорционально распределяя его внутри племени).[201]
Основной же ударной силой и одним из главных институтов управления Киевской Руси, безусловно, являлась дружина.
Дружины существовали не только в «дружинных государствах». При этом мы имеем в виду не временные племенные дружины, а постоянные отряды воинов-профессионалов при правителях прото- и «ранних» государств, не наемников, но и не рыцарей-землевладельцев на ленном праве. К «комитатам» (как он называет дружину) Ф. Кардини относит «франкских trustis, лангобард-ских gesinde, англосаксонских theod, русскую «дружину», так же, как и «готских saiones, antrustio или gasindes». Однако в зоне романо-германского синтеза всеобщее вооружение народа в условиях завоевания как пути госу-дарствообразования и господства германцев над местным населением сохраняется вплоть до падения этих государств,[202] либо (у франков) — до замены народного ополчения феодально-рыцарским. Те небольшие дружины, что существовали, содержались не в силу предоставления части дани или налога с определенной территории (градского округа), как в Центральной и Восточной, частично Северной Европе, а путем земельных пожалований. Данный способ обеспечения «военной аристократии» был экономичнее для казны, но делал ее более независимой от короля и практически «лишал» «дружинного» статуса. И, наконец, но не в последнюю очередь: «дружина» в странах синтеза никогда не выполняла исключительно фискально-административные функции, так как для этого мог использоваться римский аппарат управления, сохранившийся на местах, органы родо-племенного самоуправления германцев, опирающиеся на вооруженную силу народа, а несколько позднее, с ослаблением или исчезновением тех и других, — двор короля и его должностных лиц — графов и церковную организацию.