– Николай.

– Почему же ты Николай?

– Потому что меня так назвали.

– А если б тебя назвали Петром?

– Тогда бы я назывался Петром.

– У тебя изменился бы нос или уши от этого?

– Не думаю.

– Что же ты полагаешь, если б тебя звали Павлом, тебя бы солнце больше пекло?

– И этого не полагаю.

– Ведь, если б ты умел печь булки, ты бы назывался булочник?

– Справедливо.

– Почему же ты тогда упорствуешь в любви к Элизе?

– Я не упорствую.

– Что ж ты делаешь?

– Я просто люблю ее.

– Королю нужно повиноваться!

– Следует.

– Ну, так как же?

– Я не знаю.

– Отец Элизы за тебя не выдаст.

– Это его дело.

– И ты Элизы больше никогда не увидишь.

– Ну, что ж делать?

– Разве тебе это будет приятно?

– Я не говорю этого.

– Да ты знаешь ли, что ты сейчас делаешь?

– Разговариваю с королем.

– А кто так еще разговаривал?

– Я не знаю. Вероятно, немало несчастных людей так разговаривает.

– Это называется сократический диалог.

– Всё может быть.

– А Сократ был величайшим мудрецом.

– Тем лучше для него.

– Так вот ты и чувствуй.

– Теперь, когда ты мне сказал, буду чувствовать.

– Так как же тебе не стыдно?

– Я не знаю, чего мне стыдиться, я ничего не сделал.

– Ведь ты делаешь зло отцу девушки, мне и самой Элизе.

– Я вообще ничего не делаю. Как же я могу делать зло?

– Мы все расстраиваемся от твоей любви.

– Если б я не говорил о своей любви, о ней никто бы не знал. Если вас расстраивают мои слова, я не буду говорить – вот и всё.

Тогда король обрадовался и крикнул тюремщика.

Что я тебе говорил? Стоит умному человеку пять минут поговорить, как он может убедить в чём угодно. Вот Николай уже забыл и думать о твоей дочери.

Тогда тюремщик обратился к пастуху:

– Это правда, что ты разлюбил Элизу?

– Нет, неправда. Я ее люблю.

Тут вступился король и закричал на Николая:

– Ах ты такой сякой, ты же мне обещал, что не будешь говорить о своей любви!

– Зачем же вы меня спрашиваете?

Король тюремщика успокоил и Николая оставили на свободе, стараясь только о том, чтоб он не имел случая видеться с девушкой, которую уверили, что Николай ее разлюбил. Элиза не очень этому поверила и всё искала удобной минуты, чтоб спросить об этом у Николая самой. Однажды, выйдя за дворцовые ворота, она увидела Николая, сидящим на скамейке и спросила его:

– Это правда, Николай, что ты меня разлюбил?

– Нет, неправда, я люблю тебя по-прежнему.

– Почему ж ты избегал со мною встреч?

– Мне так велели король и твой отец.

Элиза с громким плачем бросилась в свой дом, кинулась на постель и до ночи прорыдала. Когда отец подходил к её двери, она не пускала его, крича: «Пошел вон, злой человек! Вы меня разлучили с милым Николаем, хотели меня обмануть, что он меня не любит, а он меня любит по-прежнему. Я вот сию минуту возьму да умру, и все узнают, что ты виновник моей смерти».

Конечно, Элиза нисколько не умерла, а король призвал Николая и говорит ему:

– Что ж ты наделал? Ведь ты дал мне слово, что не будешь говорить о своей любви?

– А зачем она меня спрашивает? Я сам не говорил.

Король пожевал губами и говорит:

– Всё-таки тупой ты парень, друг мой! И хоть послушный, но тебе надо давать самые подробные указания. А то живо с тобой в беду влетишь. Так вот слушай хорошенько, что я тебе скажу! Когда бы Элиза тебя не спрашивала насчет любви, ты отвечай ей, что ты её терпеть не можешь. Или нет, этому она не поверит. Лучше скажи ей, что питаешь к ней самые хорошие дружеские чувства, а полюбил другую. Такие ответы бывают всегда наиболее тягостны и легче всего исцеляют от любви. Скоро во дворце будет праздник, ты не скучай, веселись, не избегай Элизы, а то она подумает, что ты ее всё еще любишь, а протанцуй с ней вальса три и веди разговоры самые обыкновенные.

Всё вышло, как но писанному и когда после второго вальса, выйдя по аллее, освещенной разноцветными фонариками на лужайку, откуда видно было, как из-за черной купы дерев к черному августовскому небу, шипя, взлетали ракеты, рассыпаясь яркими звездами, Элиза спросила Николая:

– Вы веселы сегодня, мой друг! – Может, слова моего отца не были лишены справедливости? – то Николай спокойно ответил:

– Я вас терпеть не могу, или лучше сказать, я питаю к вам самые дружеские чувства, но люблю другую женщину. Это ответ наиболее тягостный и легче всего исцеляет от любви.

Если б Элиза дослушала до конца Николаевы слова, конечно, она поняла бы, что искренняя речь не может быть так построена. Но дело в том, что первая половина фразы так поразила ее в самое сердце, что она не слышала окончания, а только, побледнев при пестрой розсыпи ракет, пролепетала:

– Неужели это правда?

– Нет, это неправда.

– Значит вы любите меня?

– Я вас терпеть не могу, или лучше сказать, я питаю к вам самые дружеские чувства… и Николай повторил целиком свой первый ответ.

Теперь Элиза выслушала его до конца и, рассмеявшись произнесла:

– Какие странности вы говорите, мой друг. Можно подумать, что вы выучили диктант наизусть. Конечно, сегодня праздник, все шутят, но не могу но сказать, что ваша шутка не очень милая. Я знаю, что вы меня любите, не так ли?

– Я вас терпеть не могу или лучше сказать, я питаю…

Тут уж Элиза не смеялась, а постояв минуту молча, вдруг опрометью пустилась по аллее, подобрав платье, и громко крича:

– Боже мой, Николай сошел сума!

Король и отец Элизы были довольны послушанием пастуха. Они даже подумали, что Николай не только поступает, по и чувствует, как им угодно.

Король призвал его к себе и говорит:

– Вот видишь, друг мой, как хорошо всё устроилось. Элиза погоревала немного и забыла тебя, ты тоже успокоился, а мне и моему тюремщику доставил большое удовольствие.

– Я Элизу люблю, – отвечает Николай.

– Ну, об этом, мы, кажется, условились не разговаривать. Да и потом, раз твоя любовь ничем не выражается, каково же её значение?

– Это важно для меня самого, для Господа Бога, который читает в сердцах и для всех тех, кто смотрит не только на то, что я делаю или что я говорю, а обращает внимание на меня самого и мою душу.

Король видит, что начинается какой-то продолжительный разговор и говорит:

– Ну, хорошо,