Сталин только-только прорвался на Олимп власти, когда его новые хозяева принимали в гостях знаменитых поэтов, художников, артистов и режиссеров, память о которых потом перечеркнула большая война. Расположенный в большом и старом подмосковном лесу, он помнил, как по ночам гудели немецкие бомбардировщики, волнами идущие бомбить столицу, далекий грохот зенитной артиллерии и взрывы тяжелых авиационных бомб, от которых звенели обклеенные бумагой стекла. Он тогда не пострадал и прекрасно помнил, как его хозяева, семья известных дипломатов, оплакивали в сорок втором пропавшего без вести в районе Харькова старшего сына, боевого летчика-истребителя. Он помнил, как оплакивали в сорок третьем гибель среднего – танкиста, сгоревшего со всем экипажем на Курской Дуге. И только радость от возвращения младшего не позволила навсегда прописаться в этих стенах тоске и унынию. Он, как и старшие браться, тоже не прятался в тылу и не козырял связями отца, а прошагал полстраны простым Ванькой-взводным в пехоте и вернулся в сорок четвертом израненным в тяжелых боях в районе Корсунь-Шевченковского котла. Именно он, младшенький, не дал прерваться фамилии и, сумев мобилизовать ослабленный ранами организм, закончил высшее учебное заведение и пошел по стопам отца, по линии министерства иностранных дел.

Его внук, который, так же как и его предки, не прожигавший жизнь на теплом месте, пошел не по дипломатической стезе, а, нарушив все семейные каноны, связал свою жизнь со спецслужбами. Но и это можно было бы стерпеть, если бы он пошел по линии внешней разведки – дипломатия и разведка, просто разные стороны одной медали. Но и тут он сумел порвать шаблон и пошел по линии контрразведки, где благодаря интуиции, природной смекалке, сумел дослужиться до больших погон, хотя это и далось ему нелегко. Ранняя седина, несколько пулевых и осколочных ранений, полученных на Кавказе, и подорванное здоровье – это та цена, которую он был вынужден заплатить за блестящую карьеру.

Он любил этот дом и даже в лихие девяностые и подлые нулевые не поддался на многочисленные «выгодные» предложения и оставил все как есть, только поддерживая старика в его первозданном виде.

Именно здесь он чувствовал единение с предками и какое-то иррациональное спокойствие и умиротворение, которые оказывал на него этот дом. Да, с точки зрения безопасности здесь все было четко модернизировано и выполнено по самым жестким требованиям, но так, чтоб не нарушить саму атмосферу дома. Здесь было его царство, его берлога, в которую случайному путнику, а тем более неразумному охотнику лучше было бы не соваться.

В начале девяностых один, не совсем адекватный, новоявленный сосед как-то попытался качать права и стал доставать соседей пьянками, ночными криками, шумными компаниями и простой агрессией нового хозяина жизни. У него профессионально получалось поганить всю прелесть этого места, где именно лесная тишина создавала ту неповторимую атмосферу спокойствия и умиротворения, за которой сюда приезжали люди из шумной Москвы.

Недолгое разбирательство, сбор информации, звонок в Следственный комитет, и группа «профессиональных соседей», которые специализировались на обесценивании земельных участков, вместе с аффилированными хозяевами и крышевавшими их полицейскими, отправились на лесоповал. Позже государство взяло под контроль такие поселки и, методично выкупая участки всех желающих, стало четко контролировать, кто проживает в таких местах. Со временем по соседству поселились такие же непростые люди, либо действующие, либо ветераны спецслужб, ценящие свое спокойствие и уважающие спокойствие соседей. С тех пор сюда простому смертному и попасть без проверки и кучи разрешений нельзя.

Вот и сейчас в теплый весенний вечер, в теплой комнате старого уютного деревянного дома, где горел, потрескивая настоящими дровами камин, он, генерал-полковник Федеральной Службы Безопасности Мостовой Егор Петрович, принимал своего старого друга по тем временам, когда он служил еще в Ленинграде. В те годы жизнь столкнула его с молодым врачом-хирургом, выпускником Военно-медицинской академии, который вытаскивал из него пулю, полученную во время не совсем удачной операции по отлавливанию очередного предателя Родины. Потом, через несколько лет они снова пересеклись уже в Афганистане, потом был Кавказ и Первая Чеченская, и Вторая.

Они дружили по-настоящему, как могут дружить настоящие мужчины, которых била жизнь, которые теряли друзей, которых предавали близкие люди. Со временем шелуха отпадает и показывается истинное лицо, вот и они это понимали, поэтому и ценили дружбу, насколько это можно между действующим генералом и ветераном боевых действий, бывшим военным хирургом и на настоящий момент практикующим врачом-психиатром. У них давно действовало одно негласное правило – не просить друг у друга что-то незаконное, за что в приличном обществе можно и канделябром получить по голове. Поэтому генерал знал, что его друг Максим никогда не придет к нему просить отмазать какого-нибудь сынка-недоумка или разрулить бизнес-конфликт каких-нибудь знакомых друзей. Им обоим это было просто противно.

И вот теперь Максим весьма настойчиво напросился на встречу, что было интригующе, и Егор Петрович просто изнывал от нетерпения. Ему, старому волку контрразведки, после телефонного разговора передалась именно та дрожь в голосе друга, которую трудно не узнать – это дрожь охотника, идущего по следу тигра-убийцы и предвкушающего близкую встречу-расплату.

Чтоб ускорить появление друга, генералу даже пришлось выслать свою машину с водителем, чтобы минимизировать время прохождения всевозможных постов, ограждающих непростых жителей этого поселка от обычной суеты современной России, тем более Максим намекал на какой-то подарок, с которым его сюда просто не пустят.

После традиционного ритуала распития коньяка и дегустации заранее приготовленных шашлыков они уединились в комнате, которая была защищена от всех систем прослушивания не хуже, чем кабинет президента.

– Ну, Максим, давай не тяни. Чего ты там такого в Крыму накопал, что тебя трясет, как охотника на номере перед выходом матерого кабана.

Максим усмехнулся.

– Защиту включил?

– Обижаешь. А то не понятно. Давай колись, порадуй старика.

– Хорошо, Егор, помнишь историю полковника Арцеулова?

Пауза, и медленно-медленно Егор Петрович, смекнув, про что вспомнил его друг, проговорил:

– Полковник Арцеулов? Это та история из Балканской войны позапрошлого века?

– Она самая.

– Даже так? Что-то новенькое? Ведь если б не ты, с твоей настойчивостью, то прошли бы мимо. Информационные проколы из прошлого неизвестной природы. Сколько мы с тобой их тогда насчитали? Пять?

– Да, пять попыток установить связь. Но, как правило, это все касалось неизлечимо больных или раненых, где все можно было списать просто на психическое расстройство, если бы не один и тот же фигурант запросов и общая клиническая картина.

– Но ведь все контактеры поумирали.

– Да, потому что так получалось, что они пытались установить контакт именно с этой группой людей. Военные, бойцы-ветераны, имеющие характерный психический настрой, свойственный умирающим людям.

– Согласен. Я помню то дело. Мы ведь тогда думали, что это натовцы пытаются как-то дистанционно программировать ветеранов с опытом, делая из них смертников-камикадзе с