– Где же Мюриел? Почему ее нет?

Магнус уловил за нотками отчаяния признаки надвигающейся истерики. Он взял ее руку в свою, как делал раньше, и ободряюще сжал. Пожатие было твердым и сильным. Болезнь короля опрокинула стену, которую Магнус воздвиг между ними, по крайней мере на время.

– Король не может ждать Мюриел, Хелен. Он нуждается в тебе. Я знаю, что ты устала. Знаю, что валишься с ног. Я тоже. Но ты можешь это сделать.

Что-то в его голосе успокоило ее взвинченные нервы. Таким он был на протяжении всех этих мучительных дней и ночей, как будто ужас положения, напряжение, усталость не затрагивали его. Он знал, что король умирает, но его уверенность в ее чудодейственных способностях была непоколебима. Боже, он же скала. Якорь в бушующем море. На такого можно положиться.

Хелен кивнула:

– Ты прав.

С пробудившейся энергией и решимостью она попросила его еще раз описать прошлую болезнь короля, боясь, что могла что-то упустить.

Он говорил о бледности и слабости, запавших глазах, сильнейшей рвоте и язвах на коже – все характерные признаки морской болезни.

Хелен видела шрамы на ногах короля, где были язвы, но новые пока что не появлялись.

– Ноги-руки не опухали?

Магнус покачал головой.

– Может, и опухали, я не помню.

Хелен знала, что это характерный признак морской болезни.

– А что такое? – спросил он.

Хелен помотала головой:

– Ничего. – По крайней мере ничего, что она могла бы сделать. Но отсутствие язв на коже и отечности беспокоило ее.

Она перебрала в уме другие болезни, но единственная, которая больше всего соответствовала симптомам, была болезнь моряков. Она только раз видела нечто подобное, когда один из крестьян случайно отравился аконитом.

Яд? Здесь, в Данробине? Даже одно лишь подозрение может повлечь ужасные последствия для ее семьи, чье недавнее подчинение и без того внушает сомнения в их преданности. Хелен быстро отогнала от себя эту мысль.

– Должно же быть что-то еще, что можно сделать? Что ты еще не пробовала?

Она заколебалась, и Магнус тут же ухватился за эту ее нерешительность.

– Что?

Она покачала головой.

– Это слишком опасно.

Похожее на палец растение наперстянка ядовито в определенных количествах и вызывает сильнейшую рвоту, похожую на ту, которая сейчас изводит короля. Но иногда, по словам Мюриел, она может и излечить от нее. Сложность в правильном определении дозы.

Магнус твердо удерживал ее взгляд.

– Думаю, сейчас не время осторожничать, Хелен. Если ты можешь что-то сделать – что угодно, – попытайся.

Он был прав. Деревня при Данробине слишком мала для того, чтоб в ней имелась аптека, но благодаря Мюриел крепость была всегда хорошо снабжена лекарственными средствами.

– Все время давай ему виски и постарайся заставить его проглотить несколько капель лимонного сока, – распорядилась Хелен. К счастью, торговые пути с Востока с наступлением перемирия вновь открылись, и заморские фрукты стали доступнее. – Я скоро вернусь.

Она вернулась меньше чем через четверть часа с настойкой наперстянки, уксуса и белого вина. Ее братья, Грегор Макгрегор и другие высокопоставленные члены королевской свиты, собравшиеся в Большом зале и пожелавшие знать, есть ли улучшение, задержали ее на несколько лишних минут. Магнус строго-настрого приказал, чтобы болезнь короля держалась в тайне, ибо положение Брюса на троне было все еще слишком шатким. И непременно найдутся те, кто попытается воспользоваться этим. К ним он, несомненно, относил и ее родных.

Увидев неподвижное тело короля, она до смерти перепугалась.

– Он?…

Магнус покачал головой.

– Он жив. – «Едва», услышала она непроизнесенное слово. – Но обессилен, – закончил он.

Бредовое состояние еще больше ослабило его. Хелен поняла, что у нее нет иного выбора. Всей душой надеясь, что не положила слишком много, она налила лекарство в маленькую глиняную чашку. Рука ее дрожала, когда она поднесла ее ко рту короля. Магнус приподнял королю голову, и она влила снадобье между потрескавшихся губ. Лицо его было серым, как маска смерти.

Несколько капель жидкости вытекли из уголка рта, но большую часть он проглотил.

Они с Магнусом сидели в молчании, тревожно ожидая какого-нибудь знака. Хелен терзалась сомнениями, не зная, правильно ли она поступила. Некоторое время ничего не происходило. Потом король очнулся и стал корчиться. Ее страхи усилились. Он вдруг напустился на нее, называя Элизабет – так звали его королеву, которая все еще находилась в заточении в Англии, – и пожелал знать, почему она не купила ему марципана на его прошлый день святого. Он любит марципан. Неужели она все еще сердита на него из-за той женщины? Она же ничего не значила. Никто из них ничего не значил.

Магнус поддержал голову короля, и их глаза встретились. Он смотрел вопросительно.

– Иногда снадобье вызывает видения. – Она объяснила, что королю привиделась его супруга, не затрагивая личного разговора, который они невольно услышали. Впрочем, любовь короля к женскому полу была хорошо известна.

И все же это обнадеживало. Но вскоре рвота и понос возобновились. Королю сделалось еще хуже, чем прежде. Когда последний ужасный приступ закончился, дыхание его было таким слабым, что почти совсем не ощущалось.

Она взглянула на Магнуса и покачала головой. Слезы заструились по щекам.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Не помогло.

Он обошел кровать и заключил ее в объятия. Она обмякла на нем, позволяя теплу и крепости его рук окутать ее.

– Ты старалась, – мягко проговорил он. – Ты сделала все, что могла. – Она как будто почувствовала его губы у себя на макушке, но была настолько обессилена, что, возможно, ей это просто показалось.

Он сел в кресло, с которого она только что поднялась, и усадил ее к себе на колени. Она опустила голову ему на плечо, как, бывало, делала в юности. И так же, как тогда, его надежная сила наполнила ее теплом и покоем. Ощущением общности, духовной близости. Это последнее, что она помнила, прежде чем проснулась оттого, что кто-то легонько потряс ее за плечо.

Она открыла глаза, поморщившись от яркого солнечного света. Тут же снова зажмурилась.

– Хелен, – услышала она. – Взгляни-ка.

Поморгав, чтобы прогнать сон из глаз, она разглядела стоящего перед ней Магнуса. Она была уже не у него на коленях, но сидела, скрючившись, в том самом деревянном кресле, укрытая пледом.

Внезапно до нее дошло, куда он смотрит. Брюс по-прежнему был без сознания, но лицо его уже не выглядело таким смертельно бледным, и дыхание сделалось глубже и сильнее. Ему явно стало лучше.