— Я не могу ждать! — Она потянулась к нему, но он отвел ее руки.

— Остановись. Не искушай меня.

— Я тебя искушаю? Не ты ли сам провоцируешь меня? — Она снова потянулась к нему, но он приподнял ее тело, заставив принять менее соблазнительную позу.

— Я вела себя слишком дерзко, — смущенно прошептала она. — И наверное, оскорбила тебя…

— Оскорбила? — Он рассмеялся, насколько это позволило ему тело, скованное желанием. — О нет, любовь моя. Просто в отличие от шахмат некоторые игры нельзя продолжать бесконечно.

— Я желаю закончить эту игру.

— Я тоже. — Он поцеловал ее очень нежно, едва прикоснувшись губами. Но даже этого прикосновения было достаточно, чтобы вновь возбудить страстное желание, которое заставило его остановиться. Он прикрыл пеньюаром ее грудь. — Даже без леди Шелтон ты понимаешь, что есть вольности, которые не следует допускать.

— Я не понимаю, — прошептала она.

— Петр, наверное, не раз просил тебя позволить заняться с тобой любовью? Но ты не позволяла, не так ли?

— Я никогда не позволила бы этого до свадьбы! — сказала Татьяна и покраснела, осознав смысл своих слов.

— Значит, ты понимаешь, что помолвка и свадьба — не одно и то же.

Она опустила взгляд.

— Я упала в твоих глазах из-за того, что произошло между нами? Из-за того, что я была такой…

— Страстной? Нет. Это лишь убедило меня окончательно, что я не смогу жить, если ты не станешь моей женой. — Он кивнул на свое возбужденное естество, нетерпеливо натянувшее ткань халата. — Почти в таком состоянии, как сейчас, я пребывал с того самого дня, как впервые увидел тебя. Помнишь, как ты танцевала со мной вальс и как неожиданно я ушел? Ты разбудила во мне желания, которых я не испытывал в течение долгих двенадцати лет.

— С тех пор, как расстался с Джиллиан, — обиженно сказала Татьяна.

— Джиллиан не стоит ноготка на твоем мизинце. Если бы я действительно верил, что ты можешь ревновать к ней… — Он заметил, как на ее лице промелькнуло странное выражение. — Но ведь ты не ревнуешь, не так ли?

— Я ее выкорчевала, — прошептала Татьяна.

— Ты сделала — что?

— Я вытащила ее из земли. Тимкинсу пришлось помочь мне. Она слишком глубоко укоренилась.

Он на мгновение озадаченно застыл, глядя на нее. Потом запрокинул голову и расхохотался — громко, весело, от души, как любила она.

— Молодчина! Мне нужно было поступить так много лет назад! А что ты сделала с ней потом?

— Выбросила в компостную кучу. — Она поморщилась. — Трудно поверить, но даже это ее не убило. Пришлось разрубить ее на мелкие кусочки и сжечь их. Прости меня. Я знаю, как ты дорожил этим кустом.

Он усмехнулся:

— Жаль, что я не видел. Интересно, что сказал Тимкинс по поводу этого акта вандализма?

— По правде говоря, это была его идея — сама бы я, наверное, никогда не решилась.

Он снова расхохотался.

— Значит, вы устроили заговор? Пожалуй, я удвою ему жалованье. Нет, утрою.

— Ты действительно не сердишься?

Он поцеловал ее в губы.

— Разве могу я сердиться на тебя?

— Ты говоришь неправду, потому что почти всегда на меня сердишься.

— Нам никогда не будет скучно вместе, — сказал он и обнял ее за талию, но сразу же поспешно убрал руку. — Увы, я принял решение. До бракосочетания я не поддамся своим низменным инстинктам.

— Почему? — с сожалением спросила она, игриво перебирая волосы на его груди.

— Потому что ты этого заслуживаешь. — Лукас легонько шлепнул ее по пальцам.

— Но это не то, чего я хочу.

— Ты мне льстишь, — усмехнувшись, сказал он.

— Нет, — откровенно призналась Татьяна.

Он прижал ее к себе и погладил по голове.

— Послушай, любовь моя, ты прожила здесь несколько месяцев в полном уединении: ни посетителей, ни увеселений. Неужели все эти молодые люди, которым ты вскружила головы в Брайтоне…

— Ни один из них не был мне нужен. Я хотела только тебя.

— Если это так…

— Если?

— …то твоя страсть выдержит период помолвки. — Он легонько прикоснулся губами к ее губам. — Я не хотел бы, чтобы наши будущие дети были незаконнорожденными.

— Сколько времени должен продолжаться период помолвки?

— Как правило, от двух до четырех лет.

— От двух до четырех? — воскликнула Татьяна с такой безнадежностью в голосе, что он рассмеялся.

— Значит, я не так уж плох!

— Верно, — подтвердила она, и рука ее снова скользнула к утолщению под его халатом.

У него участилось дыхание.

— Конечно, на самом деле требуется всего лишь три воскресенья подряд огласить в церкви имена вступающих в брак.

— Сколько времени это займет?

— Три недели.

Татьяна вздохнула, крепко обхватив пальцами объект своих желаний.

— Три недели — это целая вечность.

— Мы могли бы, — пробормотал он, — попробовать получить специальное разрешение.

— А на это сколько времени потребуется?

— Всего несколько дней.

Подумав, она неохотно покачала головой:

— После всего, что пришлось из-за нас пережить твоей матушке, мы не можем отказать ей в возможности хотя бы три недели заниматься приготовлениями к свадьбе.

— Трех недель ей покажется недостаточно, — предупредил Лукас.

— Дадим ей шесть месяцев. — Татьяна с трудом подавила тяжелый вздох.

— Шести месяцев ей будет так же мало, как и трех недель…

Татьяна улыбнулась.

— Нам остается положиться на твое умение обуздывать ее темперамент, — сказала она.

— Я мог бы съездить в Лондон и раздобыть специальное разрешение еще скорее.

— Неужели я отпущу тебя, когда ты только что вернулся? И не надейся! — Она наклонила голову и обвела языком гладкую округлую головку его члена. — А тем временем…

— Ты права. Тем временем мы всегда можем воспользоваться нашим правом на кое-какие вольности.

Пальчики Татьяны нерешительно застыли в воздухе над столом, заваленным отрезами великолепного шелка, бархата и тончайшего, как лепестки розы, кружева.

— Я никак не могу сделать выбор, — призналась она.

Стоявшая рядом Далси пританцовывала на месте от нетерпения.

— Ты должна принять решение сегодня, иначе мадам не гарантирует доставку к первому июня.