— Ты совершенно права, — сказала графиня. — Он совсем не подходит для этого платья.

— Мне все-таки нравятся аметисты, — без всякой надежды в голосе сказала Татьяна.

В дверь постучали.

— Убирайтесь! — сердито крикнула Далси, — Прошу прощения, миледи, но милорд вернулся из Лондона. Вы приказали сообщить об этом.

— О Боже, ведь он сразу же поднимется сюда! Надо успеть снять с тебя это платье! Задержи его, Смитерс, под любым предлогом. Расстегивай пуговицы, Тернер!

Не успела горничная высвободить из рукавов руки Татьяны, как в коридоре послышались голоса. Смитерс напрасно старался отвлечь внимание Лукаса.

— Шел бы ты драить подсвечники, что ли, любезный. Я хочу видеть свою леди.

Графиня прислонилась спиной к двери, отчаянными жестами поторапливая Тернер.

— Сюда нельзя! — крикнула она.

— Почему это, черт побери?

— Потому что она не одета!

— Тем лучше!

— Лукас! — возмущенно воскликнула Далси.

— Извини, я подожду.

Но не прошло и тридцати секунд, как он снова спросил:

— Теперь можно?

— Не дури, Лукас. Пойди и выпей чего-нибудь.

— Не хочу.

— Все равно подожди, — уговаривала графиня.

Тернер тем временем сняла платье через голову Татьяны и спрятала в гардероб, плотно закрыв дверцу в тот самый момент, как входная дверь распахнулась под напором потерявшего терпение Лукаса. Он остановился на пороге, с улыбкой поглядывая на Татьяну.

— Мне это нравится. Очень нравится. Мадам Деку может гордиться своей работой.

— Ты невыносимый болван, Лукас! — возмутилась Далси. — На ней надеты всего лишь нижние юбки!

— Неужели поверх этого будет надето что-нибудь еще? — Он огорченно поцокал языком. — Какая досада!

— Будь хорошим мальчиком, перестань сердить маму и подожди меня внизу, — спокойно сказала Татьяна.

Лукас пересек комнату, обнял ее и расцеловал с такой страстью, что графиня, с завистью вздохнув, отвела глаза в сторону.

— Даю тебе пять минут, — шепнул он, прикоснувшись кончиком языка к ушной раковине. — Встретимся в розарии.

— Через десять минут.

— Через пять, — упрямо повторил он и удалился, что-то весело насвистывая.

Однако прошло не менее четверти часа, прежде чем она появилась в розарии и увидела, что Лукас стоит на коленях неподалеку от каменной скамьи.

— Что ты там делаешь? Расправляешься с растительной тлей? — поддразнила она.

— Осматриваю новый розовый куст, о котором я тебе писал — он никак не желал цвести. Теперь он весь покрылся бутонами.

— Тимкинс без конца холил и лелеял его. Интересно, какого цвета на нем розы?

— Будь я проклят, если знаю. Этого нельзя предсказать. Думаю, что-то и от чайной розы, и от «Альбы», но происхождение его неизвестно.

На яркое солнце последних дней мая набежала тучка, и Татьяна вздрогнула от холода. Заметив это, Лукас снял сюртук и накинул его ей на плечи. Но вздрогнула она не от холода, а оттого, что он произнес: «происхождение неизвестно…»

Казалось, Лукас догадался, о чем она думает — он взял ее руку и поцеловал.

— Ах, Татьяна. Мой опыт с разведением роз научил меня, что самое главное — красота цветка, а все остальное не имеет значения. Каково бы ни было твое происхождение, ты являешься самым великолепным цветком в мире.

Ей очень хотелось верить его словам.

— Этой розе я дал название более трех лет назад — когда увидел, какая она колючая. Она называется «Леди Стратмир».

— В честь твоей матушки? — рассмеялась Татьяна.

— «Леди Татьяна Стратмир».

Она отстранилась от него, удивленно вытаращив глаза.

— Не может быть! Неужели ты это сделал так давно? Ведь тогда я была вульгарным сорванцом в кожаных бриджах.

— Да уж, настоящая сорвиголова!

— Не понимаю, как ты мог все знать заранее?

Лукас сел на скамью и усадил Татьяну к себе на колени.

— Есть вещи, которые мужчина просто знает — и все. Эй, посмотри-ка, что там такое на верхней ветке?

— Росинки, — сказала Татьяна, заметив, как что-то сверкнуло. — Странно, что они сохранились до полудня. Тебе не кажется, что они похожи…

— На бриллианты? — Лукас, улыбаясь, сунул руку в колючие ветки. — Росинки всегда напоминают бриллианты. — Он вынул из куста сжатую в кулак руку, покрытую сверкающими капельками.

Татьяна охнула от неожиданности.

Это было колье из тончайших, как паутинка, серебряных нитей, усыпанных бриллиантовыми росинками.

Не веря своим глазам, она потрогала колье рукой. Лукас надел его ей на шею.

— Нравится?

— Колье чудесное… изумительное, но ты не должен был… Оно стоит кучу денег…

— Не больше, чем я потратил бы на гюнтера.

— На боевого коня самого Александра?

— Возможно. Самое удивительное заключается в том, что мне все больше и больше начинает нравиться тратить деньги на тебя. — Он снова поцеловал ее. — Боже милосердный, еще три дня!

— Я не могу ждать.

— Я тоже.

— Нет, я действительно не могу ждать.

Лукас взглянул ей в лицо.

— Если бы я знал, что бриллианты оказывают на тебя такое воздействие, то уже давно осыпал бы тебя ими. — Он задрал ее юбки выше колен. — Три дня! Я думаю, мы вполне уложимся в пределы допустимой погрешности в сроках появления наследника Сомерли. — Утолщение под брюками говорило о его крайнем нетерпении.

— А Тимкинс? — шепнула она. — Не сомневаюсь, что он стоит на страже, вооружившись лопатой и секатором, охраняя нас от любых незваных гостей.

Ее взгляд упал на то место, где некогда рос розовый куст, названный в честь леди Иннисфорд.

— Скажи, ты ездил в Лондон только для того, чтобы купить бриллиантовое колье, или у тебя были другие причины?

— Я купил тебе еще и серьги. — Он небрежно сунул руку в розовый куст, вытащил сережки, а затем достал из куста последнюю сверкающую «росинку» — кольцо и надел ей на палец. — Надеюсь, оно тебе впору…

— Ты слишком балуешь меня. — Она закусила губу, чтобы сдержать слезы.

Лукас уложил ее на скамью.

— Подожди немного и узнаешь, как я тебя избалую! — пообещал он прерывающимся от страсти голосом.

— Милорд! — неожиданно раздался поблизости голос Тим-кинса.

— Только не сейчас, дружище. Не сейчас!

— Милорд, прибыл курьер.