Выруливая к Са-Сомоку, откуда начиналась прямая дорога на аэропорт, Борис обогнул росший у самой развилки огромный колючий куст и едва не выразился непечатным слогом: прямо за кустом стояла машина с мигалками и специальной раскраской, у которой покуривали трое сытых мордастых полицейских. Увидели их и спецназовцы. Они сразу же разобрали автоматы с глушителями, как видно, настраиваясь на самые решительные действия. Райнуллин, толкнув Гаврилина в плечо, что-то сунул ему в руку. Взглянув, тот увидел доллары – всю имевшуюся у них наличность.

Подчинившись взмаху полицейского жезла, Борис свернул на обочину и, глядя на подошедшего к водительской дверце сержанта, изобразил безмятежную улыбку:

– Добрый день, сеньор! Прекрасная погода, не правда ли?

Проигнорировав услышанное, тот неприязненно пробурчал на ломаном французском:

– Документы!

Вложив в бумаги – доверенность и техпаспорт автобуса – сотню долларов, он молча протянул их полицейскому. Тот, не таясь, положил деньги в карман и, протянув документы, все так же сипло пробурчал:

– Нас тут трое!

Гаврилин, вложив двести баксов, снова протянул документы. Сунув и эту сумму в карман, сержант нагловато поинтересовался:

– А в салоне у вас что? Может, стоит поглядеть?

В салоне, и без того молчаливом, мгновенно повисла мертвая звенящая тишина. Спецназовцы молча переглянулись, без единого слова распределив меж собой «мишени». Но Дед не был бы Дедом, если бы не нашел нестандартного решения. Чуть склонившись в сторону полицейского, он доверительно сообщил:

– Сеньор, проверяйте, но не заставляйте ждать великого колдуна Ндангу Аччаду. Вы не слышали о таком? Он сейчас должен прилететь на своем самолете из Кении. Великий колдун пообещал провести обряд возрождения из мертвых моего друга и исцелить этих людей. Но помилуй нас небо, если мы заставим его ждать… Будет нечто ужасное. О! Смотрите, смотрите! Тучи на небе начали собираться, и птицы попрятались! Нехороший знак, оч-чень нехороший…

Сразу же растеряв всю свою многозначительность и властность, сержант растерянно посмотрел на небо, на ближние деревья и, окинув испытующим взглядом этого странного белого, встревоженно нахмурился. Ему вдруг пришло на ум, что в европейце нет и намека на то, что тот шутит или притворяется. Почесав за ухом, полицейский немедленно отошел в сторону и коротко мотнул жезлом – проезжай, да поживее!..

Важно кивнув в ответ, Гаврилин не спеша вырулил на дорогу и прибавил газу. Пронесло! Он вытер пот со лба и, как только полицейский пост скрылся за поворотом, в глубине поселка резко свернул налево. Уйдя в глубь длинного ряда хижин, он уже почти в самом конце Са-Сомоку свернул вправо и, миновав крайние жилища, вырулил на заросший травой, тянущийся через густые мелкие кустарники проселок. Дальше дорога вела к виднеющимся вдали высоким деревьям, чуть ниже верхушек которых тянулась сплошная зеленая стена джунглей.

Руля по изобилующей выбоинами дороге, Борис услышал громкий глухой удар и, оглянувшись, вопросительно взглянул на сидящих сзади. Поймав его взгляд, Мурашук показал свой тяжелый кулак и пояснил:

– Да я этому раздолбаю по кумполу приложил малость – вставать надумал.

– Сейчас еще пару километров проедем и выбросим его на хрен! – кивнул Гаврилин.

Размотав шторы и оставив недвижимо лежащего полицейского у обочины проселка, они вскоре свернули в сторону летного поля. Взглянув на часы и удовлетворенно отметив, что время уже приближается к трем, Борис загнал автобус в гущу «зеленки», невдалеке от угла аэродрома.

– Все, мы на месте! – объявил он своим попутчикам. – Теперь осталось только ждать.

Чтобы не проморгать начало посадки, спецназовцы и бывшие узники из числа тех, что покрепче, установили дежурство и с двух точек из-за ограждения наблюдали за самолетом. Все остальные сидели, выжидающе глядя в окно. Ощутив внезапный приступ голода, Гаврилин объявил:

– Чтобы со всякими там чувалами в самолет не тащиться, продукты давайте прикончим прямо сейчас. С собой возьмем только пару бутылок воды. Если все получится так, как надо, завтра утром будем уже дома. За дело!

Как ни странно, эти слова тут же подняли всем настроение и сняли излишнюю напряженность. Зашелестела упаковочная бумага, захрустели пластиковые пакеты, в салоне автобуса запахло копченой колбасой и экзотическими приправами. Медленно тянулись минуты. Ровно в шестнадцать часов к самолету подали автотрап, и по нему начали подниматься пассажиры. Наблюдавший за этим процессом Райнуллин заглянул в автобус и объявил:

– Посадка началась!

Борис немедленно поспешил к ограждению. Всматриваясь в пеструю толпу людей, скопившихся у трапа, он напряженно просчитывал всевозможные варианты, когда и как подъехать к аэробусу. Если в салон самолета пассажиры входят со скоростью один человек примерно в пять – десять секунд, а от ограждения до места посадки они доедут максимум за полминуты, то выезжать надо именно в тот момент, когда перед трапом останется не более трех человек.

Они подъезжают, он один с автоматом врывается в салон, а все прочие следом за ним идут на посадку. Заносят раненых, рассаживают их на свободные места. Экипаж уведомляется, что о захвате самолета извещать диспетчеров не стоит – военные власти могут пойти на штурм, и тогда может быть немалое число жертв. Да и сам самолет превратится в никуда не годный хлам. Думается, это они должны понять. Вот и все. Курс на Симферополь. А там, как говорится, что уж бог даст…

И момент броска настал. Высоко подпрыгнув на плите передними и задними колесами, автобус вылетел на летное поле, и Гаврилин, выжимая газ, погнал его к самолету на пределе возможностей. Они подлетели к трапу, когда в салон входили последние пять человек. Услышав рев мотора, пассажиры испуганно оглянулись. Никто толком ничего не успел понять, как по ступенькам трапа взбежал какой-то европеец крепкого сложения с автоматом в руке. Первым делом он взял на мушку двоих сотрудников аэропорта – полицейского и пограничника, которые, стоя у самой двери самолета, судя по всему, кого-то усердно высматривали среди пассажиров. Еще двое худощавых светловолосых парней, подскочив к струхнувшим службистам, обезоружили и сковали наручниками, имевшимися у полицейского.

Ткнув им в спину стволом автомата, молодой мужчина с выражением лица, не сулящим ничего хорошего, приказал немедленно войти в самолет и по-русски крикнул своим подручным:

– Загружайте!

Ошарашенная стюардесса и пассажиры застыли каменными изваяниями. Но команда, отданная на французском: «Всем по своим местам», – мгновенно вернула им и подвижность, и проворство.

Войдя внутрь самолета, Борис облегченно перевел дух – попали в яблочко! Они точно угадали момент, и теперь все без исключения смогут загрузиться. Хлопая трясущимися губами, полицейский спросил, что вообще происходит.

– Потом объясню! – коротко бросил Гаврилин, наблюдая за тем, как по трапу поднимаются его попутчики. – Занимайте свободные кресла! – скомандовал он Кипрееву, который, перекинув руку Анны через плечо, помогал ей идти по ступенькам.