– Никаких фотографий.

Ее коллега, бритоголовый головорез, терроризировал водителя такси, проверяя, соответствует ли номерной знак тому, что указан в лицензии, и бормотал устрашающие, но бессмысленные звуки в микрофон на воротнике. Марселина ненавидела охранников. Они вышвыривали ее с куда более интересных сборищ, чем это. Но в ароматной прохладе парковки Хоффман слышала, как в тяжелом воздухе покачиваются барабаны, и чувствовала, что ритмы Зеленого Святого начинают действовать на нее.

Рекомендательное письмо еще раз изучил «абья», кандидат в медиумы, еще не прошедший инициацию, голова которого была повязана куском белой ткани наподобие тюрбана. Алва[157], очень молодой и очень чистый. Марселина заподозрила, что он просто рисуется перед иау[158]Баркинья ду Санту-Дайме, а сам понятия не имел, что читает.

– Это письмо поможет проникнуть в террейру, потом уж сама, на этом моя любезность заканчивается.

Сходишь куда-то раз и пойдешь туда снова. Во второй раз за неделю Марселина проехала по арке моста над заливом Гуанабара, чтобы получить чашку травяного чая во влажном и душистом дворике Фейжана. Она поставила нетронутую чашку на низком пластиковом столике. «Ты дал мне наркотики, ты потчевал меня священными секретами?» Но ей казалось, что Фейжан, возможно, и сам какое-то время был вхож в Баркинью, но потом произошел какой-то раскол, и он потребовал вернуть долг. Такая интрига ради впавшего в немилость вратаря.

Эшу, Дух Перекрестков, стоял по обе стороны от двустворчатых дверей, ведущих в зал для футсала: дешевое бетонное чучело божества в образе маландру – ярко раскрашенный, улыбающийся «прету» в белом костюме, панаме и ботинках. Марселина открыла двери. Барабанный бой ударил в лицо.

Марселина обожала безумие доморощенных религий Рио. В Новый год она выходила из своей квартиры и терялась в хаосе из двух миллионов спрессованных душ на Копакабане, бросала цветы в волны, подношение Владычице Моря Йеманже. Через неделю пляж воняет гниющими лепестками, раскиданными по песку, но Марселина ходит по ним голыми ногами, ощущая ступнями память о прошедшем сумасшествии. Настоящие религии – это те, которые глубже остальных воспринимают все иррациональное, экстатическое, и Санто-Дайме не так смехотворна, как многие другие. Атмосфера в зале была напряженной, удушливой, непонятной. Марселина понимала, что верующие били в барабаны, танцевали и кружились уже с раннего вечера. Осталось недолго. Ей нужно попасть только на третий акт.

Она нашла местечко у низкой изогнутой стены зала среди вздымающих руки поборников Санто-Дайме. Танцовщица в центре площадки, кружась, двигалась в направлении собравшихся, а кто-то из толпы, с закрытыми глазами, занял ее место, голыми ногами сминая аккуратно разложенную пластиковую пленку.

Марселина понимала, зачем это сделано.

У всех присутствующих в одежде есть что-то белое, как минимум тюрбан у неофитов и белые рубахи у посвященных, которые Марселине кажутся блестящим уродливым полиэстером, притягивающим статическое электричество. Ей кажется, что она привлекает внимание, но верующие уже кружились в танце два с половиной часа под барабанный бой, так что не заметили бы даже Годзиллу. Однако она должна быть не так заметна, как пожилой черный экс-вратарь. Марселина обвела взглядом помещение. Кругом белые, даже белее, чем она с ее кариока-немецким ДНК. Она могла понять, чем шаманизм, единение и свобода от ограничений так привлекательны для белого среднего класса, обитающего за высокими заборами, утыканными камерами слежения, под присмотром вооруженной охраны. Это дикий мир, дух джунглей в пределах двадцати минут езды каждый второй вторник вечером. Ее брови слегка приподнялись при виде нескольких Медийных Лиц Национального Масштаба: две звезды телесериалов и поп-певица, прославившаяся тем, что подражала Мадонне во всем, но выступала в уникальном бразильском стиле. Неудивительно, что девица в берете отняла у нее камеры. Марселина развлекалась подсчетами, сколько отвалили бы таблоиды за снимки с неизбежного окончания данной церемонии.

На штрафной площадке под навесом от солнца стоял маленький алтарь с урной, закрытой белой тряпкой. За линией ворот расположилась батериа[159], музыканты играли настолько хорошо, насколько вообще можно ожидать от белых. Совершенно одурманенная девушка била по барабану, висящему на бедре. Мужчина с длинными седеющими волосами, завязанными в конский хвост, и седой бородой Санта-Клауса мог быть только Бенса Бенту, специалистом по охране окружающей среды, как выяснила Марселина. Он отправился защищать природу, а вернулся обретя Бога, ну или что там у Санту-Дайме управляет Вселенной. Божественное. Интересно, сколько из припаркованных перед зданием блестящих внедорожников ездят на биотопливе? Бенса Бенту был настолько расслаблен, словно сидел в собственной гостиной, и мило болтал с алабе[160]и экеди[161], которые как на подбор были женщинами постклимактерического возраста, закутанными в белое, они подергивались под звук барабанов. На мгновение Марселина представила среди них свою мать, как та подыгрывает на своем органе музыкантам из батериа. Снова вспышка: ее взгляд моментально приковала фигура на противоположном конце барракана[162]. Голову человека полностью закрывала белая тряпка, виднелись лишь глаза, Марселина не понимала, мужчина это или женщина, но глаза были одновременно знакомыми и пугающими. Она отвернулась: ритм изменился, танцовщицы опустили руки вдоль тела и, мокрые от пота, стали кружиться к краям площадки. Бенса Бенту подошел к навесу и сдернул белое покрывало с урны.

Начиналось таинство единения. Экеди подоспели с длинными упаковками пластиковых стаканчиков из супермаркета размерами с чашку под кафезинью. И снова по боку охрана окружающей среды. «Почему ты смеешься?» – спрашивала себя Марселина, пока женщины проходили мимо урны, наполняя стаканы. Так ли отличается то, что ты сама делаешь в обнесенном стенами садике под звуки песен и беримбау? Музыка стихла. Бенса Бенту поднял руки.

– Во имя Санту-Дайме, Зеленого Святого и Богоматери Растительного Союза, подойдите, получите любовь и объединитесь с порядком Вселенной.

«Он похож на Кристофера Ли в роли Сарумана», – подумала Марселина и хихикнула. Верующие сделали шаг вперед, а потом бросились бежать. Кариока, представители среднего класса, окружили экеди, толкаясь и буквально когтями вырывая чашки с чаем из айяуаски[163]. Марселина заметила, что новички «абья» отошли назад, как и Тюрбан с Глазами Призрака. Ее сосед, долговязый парень тридцати с небольшим лет, который некрасиво терял волосы клоками, вернулся, его глаза расширились, а зрачки стали размером с булавочную головку под действием галлюциногенного чая. Марселина увидела, как он переборол один спазм, но потом сделал шаг назад, изрыгнув фонтаном реактивную рвоту.