Посейдон быстро осматривал номер, как будто криминалист мог прятаться под кроватью. А что? Случалось и такое.

...Милиционера, шедшего сзади, он вырубил первым, как только процессия вошла внутрь. Гладилину следовало надеть на него браслеты, хотя, честно говоря, и это не помогло бы.

Каретников небрежно махнул рукой, забросив ее за спину, не глядя. Ребро ладони ударило сержанта в адамово яблоко, и тот выпустил автомат, маятником закачавшийся на ремне. Рот приоткрылся, из горла вылетел сдавленный хрип, глаза выкатились, колени подогнулись.

Не тратя на него времени, Посейдон шагнул вперед.

Гладилин уже развернулся, реакция у него оказалась весьма хорошая. Он резко отпрянул, одновременно вытягивая из кармана оружие, и Посейдон ударил его по запястью носком ботинка. Реставраторы не носят такой обуви, Каретников успел переобуться; сношенные кроссовки окончательно переселились в его вымышленную и ныне забытую жизнь.

Капитан успел вытащить пистолет, и тот полетел на пол, а не остался в кармане, и это было хорошо. Сделав еще шаг, Посейдон отшвырнул его ногой. Тут же пришлось отвлечься на сержанта, так как удар, очевидно, оказался недостаточно сильным, и тот начал приходить в себя, выпрямляться. Посейдон провернулся на носке, как циркуль, правая нога описала широкую дугу, и милиционер – довольно грузный товарищ – обрушился, так что пол загудел. А уже в следующий миг предводитель «Сирен» еле успел увернуться от кулака Гладилина, пронесшегося в паре дюймов от его виска.

– Что же это вы, гражданин Сажин... – задыхаясь от гнева, спросил капитан. – Приехали чинить, а сами ломаете?..

– Реставрирую, – отозвался Каретников. – Убираю лишнее, а потом нанесу новые краски... Кто тебе приказал меня арестовать?

Гладилин смешался.

Всего на какое-то мгновение. В его глазах метнулся страх, и Посейдон вдруг обо всем догадался.

Не говоря больше ничего, Гладилин бросился на него, и оба покатились по полу. В какой-то момент капитан очутился сверху, схватил Каретникова за уши и принялся лупить затылком о пол; Посейдон ударил его коленом в промежность, капитан разжал руки, упал на ладони, шумно выдохнул. Каретников двинул ему по ушам, столкнул с себя. Тот было опомнился, но получил очередной удар – на сей раз в челюсть, и это закончилось глубоким нокаутом.

– Не путайся под ногами, салажонок, – бормотал Посейдон, связывая ему руки шнуром от шторы. – Откуда ты взялся на мою голову? Знаешь, что бывает за предательство? И сколько тебе, интересно, заплатили, иуда?..

Гладилин не мог ему ответить, он был без сознания. Впрочем, будь он в уме – тоже навряд ли ответил бы.

Каретников бросил взгляд на часы: «Сирены» должны уже покинуть гостиницу. За шумом схватки он не слышал никаких подозрительных звуков снаружи, но это еще не означало, что все на мази.

Связав капитана, он взялся за неподвижного сержанта. Посейдон надеялся, что у того при себе есть наручники, и Посейдон без колебаний воспользовался бы ими. Наручников не было; поискал скотч – тоже не нашел. Правда, скотч имелся у него в номере, но времени было в обрез. Пришлось затыкать рты носовыми платками. Вторым шнуром он крепко-накрепко связал капитана и сержанта ногами вместе.

Наскоро осмотрел помещение и ничего не нашел.

Совсем ничего, что могло бы представлять оперативный интерес. Ни бумаг, ни компьютеров – еще один примечательный штрих. Может быть, он ошибся, и документация тоже на катере?

Он решил разобраться с этим позднее.

Посейдон выскользнул в коридор, бесшумно добежал до своего номера. Толкнул дверь, та не поддалась; проклиная все на свете, командир высадил ее одним ударом плеча. Выяснилось, что открыванию препятствовал второй милиционер, без сознания лежавший у порога.

Больше в номере никого не было.

В своих действиях «Сирены» в очередной раз продемонстрировали единство: страж был обездвижен в точности так же, как только что сделал Посейдон.

Окно оставалось плотно прикрытым, но Каретников не сомневался, что группа ушла именно этим путем. Вдруг его ужалила скверная мысль: где Чайка? Ей было приказано оставаться, и он не помнил случая, чтобы кто-то из его людей ослушался.

Обуреваемый дурными предчувствиями, Посейдон выскочил из номера, добежал до апартаментов, которые Чайка делила с госпожой Золлингер. Дверь была не просто закрыта – заперта на ключ. Пришлось повторить пройденное, и дверь провалилась внутрь. Фрау Золлингер отсутствовала, а вот Чайка нашлась. Она лежала на полу в позе, которая заставила Посейдона заподозрить худшее.

Крови натекла уже целая лужа.

Каретников проклял все на свете: аптечка находилась в схроне, вместе с прочим снаряжением, а звать посторонних не позволяли обстоятельства... впрочем, делать было нечего.

Он прикоснулся к шее Чайки, ощутил слабую пульсацию сонной артерии. Пуля, судя по всему, прошила легкое и чудом не задела сердце. Каретников наскоро перевязал рану, переложил Чайку на кровать.

Между прочим, он не слышал никакого выстрела. Либо глушитель, либо что-то похуже, чреватое непредвиденными осложнениями. Пулевое отверстие оказалось совсем крошечным.

Каретников снял телефонную трубку, позвонил в «ресепшен»:

– Пришлите врача, – лаконично распорядился он и назвал номер. – Побыстрее, женщина умирает.

На «ресепшене» сдержанно разволновались. Столько событий, а они спят, как сурки. Не слушая расспросов, Каретников отключился и через секунду уже вновь был в коридоре.

Таиться не было смысла, и он вышел из гостиницы через общий выход. Двое паломников в вестибюле изучали проспект; судя по виду, ничто до сих пор не нарушило их внимания. Администратор переминался за стойкой, негромко и нервно наговаривая что-то в телефон.

С напускным безразличием Посейдон прошел мимо него. Уже совсем стемнело, и он мгновенно растворился в темноте.

* * *

В первые секунды капитану Гладилину почудилось, будто к ногам его привязали пушечное ядро. А сам он уже некоторое время лежит на морском дне, расстрелянный дробью, картечью и теми же ядрами.

Он разомкнул веки, снова зажмурил, потому что электрический свет резал глаза. Морское дно отошло в область воображаемого, но реальность оказалась куда неприятнее. Ситуация вышла из-под контроля, а это было куда хуже.

Капитан еще недавно воображал, будто полностью контролирует эту ситуацию.

Он вообще отличался излишней самоуверенностью, и это был один из самых досадных его недостатков.

Обнаружив, что руки плотно стянуты за спиной, Гладилин попытался сесть без их помощи и посмотреть, что его держит. Это ему удалось без большого труда; сев на полу, он уставился на бездыханного сержанта, которому явно досталось крепче. Капитан замычал: он не звал на помощь, он нечленораздельно сквернословил. Потом стал вертеть головой по сторонам в поисках острого предмета и ничего подходящего не увидел.