воинов не слишком, и они смотрели на Юлдуз исподлобья, словно ожидая от нее какой-нибудь бабьей глупости. Они ошиблись.

— Его светлость понимал, что нечто подобное может произойти, — голос Юлдуз едва дрогнул. — Война есть война. И на случай смерти мужа я должна взять на себя бремя власти. От имени сына… На время… Пока из Братиславы не пришлют замену.

Она посмотрела на командиров, чувствуя на себе их недоверчивые взгляды. Они словно выворачивали ее изнанку и прорезали насквозь. Княжна пыталась выглядеть спокойной и уверенной, хотя никакой уверенности на самом деле не ощущала. Напротив, ее сердце колотилось, словно попавшая в сеть птица. Тем не менее, Юлдуз уняла дрожь и произнесла:

— Волей великого князя Самослава командовать войском будет легат Артемий! А тех, кто его ослушается, казнят за измену!

Что же, с таким приказом все были согласны, и на лицах командиров растерянность уступила место деловитой задумчивости. Им теперь нужно собрать сотников и в предельно доступных выражениях объяснить, что князь в войске есть. И хоть зовут его не Святослав, а Александр, так то не их ума дело. Их дело воинское — солдат в чувство привести, и дисциплину во вверенной части восстановить. Если нужно, с помощью кулаков и виселицы.

— Арабы скоро пойдут сюда! — пропыленный всадник из разведывательного патруля зашел в шатер. — Они собирают свои отряды по всему правобережью!

— Действуй, легат! — сказала Юлдуз. — Князь будет вместе со своим войском. Это будет либо мой муж, либо мой сын.

Все вышли, а она села у постели Святослава, который дышал тихо и редко. Он был похож на мертвеца, и она приложила ухо к его груди, боясь услышать там тишину. Но нет, сердце Святослава билось часто-часто, но при этом как-то глухо. Так не должно быть, Юлдуз это знала точно. Ведь она много раз засыпала на его груди, слыша размеренные удары сердца могучего воина.

— Прости меня, — шептала она, глотая бессильные слезы. — Я сделала много ошибок, но я все исправлю! Я точно знаю, как должна поступить. Тебе больше никогда не будет за меня стыдно. Клянусь тебе! Ты слышишь меня, Святослав? Ведь ты не можешь умереть! Ты же Владыка морей! Подай хоть какой-нибудь знак, что слышишь меня! Прошу!

На бледном, как мел лице едва заметно шевельнулись ресницы, и плачущая от счастья Юлдуз покрыла поцелуями его ледяную руку. Он ее слышал!

Глава 36

Неделю спустя. Окрестности Бильбаиса (в настоящее время — Бильбейс). Египет.

Они все-таки пришли. Пришли прямо сюда, перестав уклоняться от сражения. Они пришли, как будто точно знали, что армия Египта обезглавлена. Они двигались медленно, вбирая в себя отряды, рассыпавшиеся перед восточным рукавом Нила. Те земли по приказу префекта стали безлюдной пустыней. Людей оттуда увели за реку, а припасы вывезли до последнего зернышка. Флотилия огненосных дромонов патрулировала Нил, пугая огнем арабов, которые искали хорошего места для переправы. Впрочем, кораблей было слишком мало, и отдельные отряды переправлялись через реку, сжигая и грабя деревни. Ведь верблюды, хоть и живут в пустыне, плавают на зависть всем.

Юлдуз смотрела на лагерь мусульман с пригорка, окруженная военачальниками своей армии. Гвардеец Шум, пришедший с ней сюда, стоял сзади, бдительно рыская взглядами по сторонам. Огромное поле было покрыто шатрами, большими и маленькими, а тысячи верблюдов и коней паслись в отдалении. Именно эти животные обеспечивали стремительные переходы арабов, когда из пустыни появлялся сильный отряд, разорял какой-нибудь городок, и потом снова скрывался в песках. Никто и никогда не мог настигнуть их там. Точно так же, как и болгарского всадника никто не догнал бы в родной степи. Там ведь каждая балка, каждый куст и каждый ручей защищают тебя от чужака. Солнце уже садилось, а из лагеря мусульман раздавался равномерный гул, пугающий Юлдуз своим уверенным спокойствием и даже каким-то умиротворением. Не так, совсем не так должен звучать военный лагерь перед битвой. В нем обычно слышится суета последних приготовлений, ругань людей, чьи нервы, словно натянутая струна, и бахвальство ветеранов, которые тоже скрывают страх за громкими словами.

— Молятся, — со знанием дела сказал легат Артемий. — На рассвете ударят.

— А мы? — негромко спросила Юлдуз. — Почему мы не нападаем на них?

— Нам это не нужно, госпожа, — усмехнулся Артемий. — Это нужно им, а значит, мы не будем этого делать. Они быстрее нас. Мы не станем нарушать план битвы, который утвердил ваш супруг. Там учтено все. Ну… кроме того, что его зарежет предатель. Простите, госпожа…

— Ничего, — сказал Юлдуз, прикусив губу от боли, внезапно сжавшей ее сердце.

Святославу становилось немного лучше, и он уже дышал ровнее и реже. Она поила его чистой водой, как и велел лекарь, меняясь с тем у постели мужа. Святослав в сознание не приходил, а потому она смачивала чистую тряпицу и вкладывала ему в рот. Княжич кое-как глотал воду, а она повторяла это незатейливое действо раз за разом, пока кувшин не становился пуст. Под вечер Святослав полыхал огнем и трясся от озноба, а она, стоя на коленях у его постели, молилась и новому Богу, и старым. А потом снова новому, прося у него прощения за невольный грех отступничества. Она протирала руки Святослава, ноги и грудь теплой водой, смывая пот, и лихорадка чуть отступала, вновь превратив язык парня в подобие тёрки. Тогда она брала новый кувшин с кипячёной водой и по капле вливала ему в рот. А потом он открыл глаза…

— Ты жива? — прошептал он пересохшими губами, улыбнулся и снова впал в забытье. А она… А она зарыдала, выплеснув в плаче все напряжение последних дней. Робкая надежда, которая едва тлела в ней всё это время, превратилась в жаркое пламя, жаркое до того, что ей даже захотелось есть. Юлдуз и не помнила, когда ела в последний раз.

— Александр! — она поцеловала сына, который, почуяв настроение матери, немедленно забрался к ней на колени. — Твой отец поправится! Я это знаю точно!Владыка морей не может умереть так глупо!

В тот день, когда арабы выстроились на битву, Святослав в первый раз выпил половину чашки теплого бульона. И, словно по мановению руки, весть об этом облетела все войско.

— Нож в печень? — крутили головой умудренные жизнью воины-язычники, прошедшие множество битв. — И он еще жив? Колдун, значит, как его отец! Тогда боги с нами!