более прочном, чем бронза. Эта строка в переводе Пушкина: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный».

(50) это подробнее, чем я думал – Хакс здесь, вероятно, имеет в виду упомянутые в примечании к письму 51 протоколы партсъездов ПДС.

(51)

*отвечаю на Вашу просьбу прислать протоколы – Хакс опрашивал своих знакомых по телефону, имеются ли протоколы съездов ПДС.

*публиковались только отчеты в «Диспуте» – журнал DISPUT издавался ЦК ПДС или Левой партии (1990–2020) как ежемесячный журнал для своих членов.

Послесловие Курта Госвайлера к изданию 2005 г

В ноябре 1996 года, незадолго до моего дня рождения, почтовый курьер доставил мне тяжелую бандероль, отправитель которой преподнес мне один из самых неожиданных, но и самых приятных сюрпризов в моей жизни.

В бандероли была книга, автор Петер Хакс, название:

Параметры искусства.

В сопроводительном письме от издателя говорилось, что этот экземпляр прислан мне «по просьбе господина Хакса».

Ну, конечно, я знал, кто такой «господин Хакс», так как мы с женой уже видели несколько его пьес, в том числе, конечно, знаменитую на весь мир монодраму «Разговор в семействе Штейн…».

Но я к тому времени не опубликовал ничего, что говорило бы о моем сильном интересе к вопросам эстетики и драматургии. Почему же такой олимпиец, как Петер Хакс, обратил на меня внимание и даже удостоил награды собственным сочинением? Значит, побудило его это делать что-то другое, не имеющее ничего общего с его специальностью, литературой и искусством, а именно – то, чем я занимался с момента «разворота на

180 градусов». Я назвал этот разворот контрреволюцией и довольно много о ней писал. Я исследовал роль ревизионизма в коммунистическом движении в период его упадка и нашего поражения.

Как показывают эта книга и приложение к ней, все так и было. Я должен был признать (и был счастлив признать), что до сих пор имел совершенно одностороннее, т. е. неверное представление о Хаксе.

Прежде для меня существовал только один драматург и поэт, которого я считал «беспартийным коммунистом»:

Берт Брехт. Теперь я понял, насколько узким было мое поле зрения. Этот Петер Хакс… Для него (теперь я все больше убеждался в этом) дело социализма и, в частности, социалистической Германской Демократической

Республики значило не меньше, а даже больше, чем для Берта Брехта, судьба ГДР была его глубоко личным делом. Конечно, помогли мне это осознать письма, которые я получал от него.

Не меньше повлияли на меня его стихи из цикла «Нынешнее время», опубликованные в «конкрет» Гремлицы, и его впечатляющая переписка с Андре Мюллером-старшим, которую они оба опубликованы в издательстве

«Ойленшпигель», озаглавив цитатой из Гете: «Нам бы стать немного просвещеннее».

То, что я открыл Петера Хакса как второго наряду с

Бертом Брехтом «беспартийного коммуниста» в гильдии драматургов и поэтов, было не единственным моим потрясением.

Еще более удивило меня другое открытие, а именно то, что Хакс по симптомам, проявившимся на

XX съезде, диагностировал болезнь партийного руководства после смерти Сталина как оппортунизм, «современный ревизионизм», в то время как Брехт неверно истолковал те же симптомы как признаки выздоровления.

В 1930-е годы Брехт твердо и убежденно защищал Советский Союз от нападок Андре Жида и ему подобных, и еще в апреле 1953 года он писал о смерти Сталина:

«Сердца угнетенных на пяти континентах, тех, кто уже освободился, и всех, кто борется за мир во всем мире, должно быть, остановились, когда они услышали, что Сталин умер.

Он был воплощением их надежды. И у нас осталось духовное и материальное оружие, которое он ковал, и осталось его учение о том, как ковать новое».

Но в 1956 году, под впечатлением цветистого рукотворного клеветнического и лживого «секретного доклада» Хрущева на XX съезде о культе личности Сталина, Брехт написал следующее стихотворение:

                            В кровавое воскресенье.

                            С ними поговорил царь

                            На языке ружья и кнута. Потом

                            На языке ружья и кнута

                            В праздники и будни

                            Говорил с ними

                            Заслуженный убийца народа.

Солнце народов

Сжигало своих работников.

Величайший ученый мира

Забыл Коммунистический манифест.

Гениальный ученик Ленина

Заткнул Ленину рот.

Но в юности он был хорош

А в старости он был ужасен

В юности

Он не был богом

Кто становится богом

Теряет разум.

Манфред Векверт прислал мне это стихотворение в 1998 году, прочитав мою статью «Преодоление анти-сталинизма – важная предпосылка восстановления коммунистического движения». «Вот что думал Брехт о Сталине, – писал мне тогда Векверт. – Пожалуйста, не ссылайся на него, если считаешь, что должен защищать Сталина». Когда я упомянул об этом в письме к Петеру Хаксу, он написал мне, что в его присутствии Брехт «пришел в почти истерический восторг» по поводу выступления Хрущева (письмо от 31.12.1998).

Процитированное выше стихотворение Брехта излагает в нескольких строчках наиболее ядовитую суть речи Хрущева, предающего Сталина анафеме. Брехт, которого все коммунисты ценят и почитают как непримиримого врага эксплуататоров и их подпевал, как умного и страстного защитника коммунистического дела, даже Брехт не распознал той перспективы, которую 11.7.1956 уверенно предсказал госсекретарь США Джон Фостер Даллес: «Антисталинская кампания и их программа либерализации вызвали цепную реакцию, которую еще долго невозможно будет остановить».

Письма Хакса к Андре Мюллеру и его тексты, публикуемые в этой книге, свидетельствуют о том, что у Хакса было особое чутье на чуждые влияния, вредоносные для доброго коммунистического дела. В стихотворении «Памятник памятнику» из цикла «Нынешнее время» его ответ на поношение Хрущевым Сталина звучит так:

                            Он выглядит очень достойно,

                            Стоит он и смотрит на нас.

                            Стоит он и смотрит спокойно

                            На город, который он спас.

                            Никита, дурак неуклюжий,

                            Старался его устранить.

                            Очень ему было нужно

                            Вашингтонским панам угодить.

А вот что думал Хакс о роли Сталина и его преемников. Когда один из журналистов из «Юнге Вельт», бравший у него интервью, сказал: «Вы связали начало упадка ГДР с исчезновением из политики Ульбрихта», Хакс саркастически уточнил: «Всем, кроме «Юнге Вельт», известно, что упадок начался со смертью Сталина».

Когда произойдет грядущий «разворот», который покончит с контрреволюцией, а он произойдет непременно, что ответит потомство на вопрос, кто из двоих – Брехт или Хакс – правильно оценил роль Сталина и Хрущева?

Для меня ответ однозначен.

Хакс судил Сталина по делам его как лидера советской