На расстояние прямой видимости с группой Ткача я вышел уже через час. Все это время пришлось пробираться через нестройные ряды ящурных возвращенцев, заполонивших дорогу собой и своим барахлом. Многие, судя по нагруженным повозкам, собирались покидать родной поселок если не навсегда, то явно не на недельку-другую.

Еще минут через двадцать показались окраины Лакинска.

На сей раз Ткач решил не искушать судьбу и, дабы избежать конфликта с готовящимся к мучительной смерти населением, без отлагательств огласил добрую весть.

– Жители города Лакинск, – начал он речь комплиментом, – призываю вас воздержаться от необдуманных действий! Слухи о распространении чертовой копоти – ложь! Ваши больные инфицированы ящуром! Это не смертельное заболевание! Вам есть что терять! Будьте благоразумны! Не препятствуйте нашему проходу через город! И мы не причиним вам вреда!

Голос его был слегка искажен и резонировал. Видимо, успели смастерить рупор. Сообразительные. Да и вообще, неплохой способ пересечения территории с потенциально враждебным населением. Входишь в городишко и сразу, не останавливаясь, начинаешь орать во всю глотку поразительную хуйню. Например: «Граждане Кислодрищенска, командование Громадной Освободительной Всенародной Непобедимой Армии берет вас под свою защиту! Через двадцать минут здесь будет проходить многотысячная колонна военной техники в сопровождении десяти бронепоездов и пяти линкоров, отправленная нашим мудрым Вождем в победоносный поход на заокеанского врага, готовящего коварный план вторжения! Просим не препятствовать проходу колонны и не кормить солдат, что может понизить их боевой дух! Во избежание трагических случайностей рекомендуем укрыться в подвалах! Источники подозрительного движения будут уничтожаться точными ковровыми бомбардировками и ракетными ударами с орбиты!» А сам тем временем, пока население пытается осмыслить услышанное и пребывает в замешательстве, продвигаешься к выходу. Кстати, неплохо звучит. Нужно будет при случае опробовать.

Когда я вошел в Лакинск следом за наемниками, проведенная ими разъяснительная работа уже принесла плоды: лица ящурных больных светились придурковатыми улыбками, многие из «записных покойников» крестились, обратив взоры в сторону часовни, некоторые – стоя на коленях. Один оборванец, с красными глазами на опухшей роже, носился от дома к дому, орал: «Славьте господа!» – и норовил обняться с каждым встречным. Судя по растопыренным клешням, эта участь была уготована и мне. Наличие под адресатом такого немаловажного фактора, как конь, любвеобильного безумца не смущало, но вот направленный в лицо глушитель «АПБ» быстро заставил изменить траекторию. Остальные внимания на меня почти не обращали, а когда подтянулись первые возвращенцы, то и вовсе перестали замечать, устремившись к растущей шумной толпе.

Что ж, еще один шажок к призрачной цели. Следующий – Петушки. Городок с веселым названием и совсем не веселой репутацией. Никогда прежде там не бывал, но наслышан. И слухи эти меня здорово тревожили. Меня – того, кто вырос в пристанище греха и мерзости, того, кто якшается с людоедами, работорговцами, мародерами и вероотступниками, того, кто отправил в ад сотню ублюдков, треть – еще при жизни. Но предстоящий визит в Петушки меня почти пугал.

Судя по размеру шрифта и кружочка на моей карте, до войны Петушки могли похвастать населением тысяч в двадцать. Из немногочисленных предприятий самым жизнеспособным оказался маслосырзавод, до последнего работавший на сырье, производимом местными фермами. По слухам, петушкинцы, как и все, медленно вымирая, прожили в своем городе еще три с лишним десятка лет, прежде чем… исчезнуть. Да, вымирание деревень, поселков и небольших городков – дело обычное, но так, чтобы в один день… До Владимира – ближайшего крупного соседа – от Петушков шестьдесят километров. Связь между ними поддерживалась постоянно, в том числе и радиосвязь. А тут вдруг – бац. Ни слуху ни духу. Потом якобы бродяги рассказывали, что видели на дороге и в лесу, недалеко от города, сотни свежих человеческих костей с обрывками одежды, россыпи гильз и странные зарубки на деревьях, в виде не то пятерни, не то восходящего солнца. Те смельчаки, что рискнули пойти дальше, уже ничего добавить не смогли, так как больше их никто не встречал. А еще через некоторое время по Владимиру и окрестностям поползли слухи о чудовищных тварях, обосновавшихся в Петушках. Вариантов, разумеется, было огромное множество – от полудиких кочевых племен с севера до лишенных рассудка и человеческого облика выродков, пришедших аж из радиоактивной пустыни, ранее известной как Европа. Напоминает сказку об обитателях арзамасского топливного хранилища. Масштаб другой, мотивы те же. Пустая страшилка? Может быть. Вот только вестей из Петушков за последние два десятка лет так и не пришло, как и смельчаков, туда отправлявшихся, – тоже.

За Лакинском дорога, ранее имевшая хоть чуть-чуть, но пользуемый вид, с каждым пройденным километром все больше превращалась в широкую лесную тропу. Через несколько часов пути уже ничто не напоминало об асфальтовом полотне трассы М7. Оно полностью заросло землей, а ту, в свою очередь, покрывала сохнущая трава с единственным различимым следом проехавшей недавно телеги.

Сосновые леса постепенно сменились лиственными, точнее – голыми, с редким вкраплением темных, едва не до черноты, елей, в окружении громадных лип, ясеней и дубов. Паутина ветвей здесь до того плотная, что даже без листвы дает тень не хуже, чем в сосновом бору. Молодняку не просто выжить в темном подлеске, он тонок и чахл, зато папоротник вовсю разросся, и теперь его сухие мертвые листья покрывали землю грязно-бурым ковром. Дважды я замечал кабаньи лежки, прямо возле дороги, а ближе к полудню в нос ударил запах падали. На обочине, уткнувшись рогами в гнилой пень, лежала туша лося. Вернее, обглоданный, в лохмотьях черного мяса скелет с источенными костями и задубевшей от крови шкурой, валяющийся на дороге, откуда лосиные останки и были перетащены моими подопечными, дабы освободить проезд. Судя по аромату, зверь умер четыре дня назад. Крупный, килограммов под триста – триста пятьдесят. Такого и волколаку завалить нелегко. Скорее всего, собаки поработали. Большая стая. Борозды от клыков на костях не особо глубокие, их почерк. Только вот… Два позвонка в шейном отделе раздроблены, и явно не зубами. Я пригляделся к земле вокруг темного пятна впитавшейся крови. Точно – следы здоровенных когтей, обрамляющих отпечаток широкой тяжелой лапы. Сам Хозяин леса изволил отобедать. Содрал шкуру с убоины, съел жир, ливер и, довольный жизнью, удалился переваривать, а шавкам достались объедки. Но это вовсе не означает, что медведь забыл дорогу сюда. Он вполне может вернуться, рассчитывая перемолоть крепкие лосиные кости, пришедшиеся не по зубам мелким тварям, и полакомиться мозгом.

Раньше медведей в здешних краях не водилось. Они появились тут совсем недавно. Должно быть, пришли с северо-востока, где зимы с каждым годом становятся все холоднее, а пищи все меньше. И, придя, обосновались как дома. Кабаны, олени, лоси, ягоды, грибы, муравьи, личинки – жратвы полно. Не отказываются косолапые и от домашней скотины, если припрет. Не брезгуют падалью. А поздней осенью они особенно прожорливы, запасают жир перед спячкой. И тут уж не до гастрономических предпочтений. Встретят человека – употребят за милую душу.