Боже мой! Эта мысль ни разу не посещала меня!

Мы вышли из больницы и замолчали. Мсье Туччи предупредил меня, что не может разговаривать на холоде, для него смертельна даже легкая простуда. Однако он каждый день выходил из дома – “назло врагу”, “мы с моим раком наперегонки, кто кого переживет”. Великий маленький боец. В начале семидесятых именно его фирма “Туччи и сыновья” старалась отправить Марка назад в СССР, “мы послали сотни запросов, но КГБ…” Почему мой отец сел на наркотики, а не продолжил борьбу? Почему его сейчас вытаскивал из могилы умирающий старик? Потому что любить труднее, чем ненавидеть? А после того, как развалился Советский Союз, почему Марк не пытался приехать к нам? Не думал, что его кто-то ждет? А если бы он знал, что на свете есть я?

Мы прошли до угла улицы и сели в автобус. Я помог мсье Туччи размотать шарф.

– Вы действительно не верите, что Марк встанет? – спросил он.

– Что вы! Его выпишут на следующей неделе, а потом он хочет взять годовой отпуск, мы думаем вместе выпустить книгу…

– Я могу вас спросить, о чем ваша книга?

– О любви, – сказал я. Неловко было употреблять слово “секс” в разговоре с почтенным стариком.

– Напишите о сексе, – посоветовал мсье Туччи. – В книге должно быть много секса и юмора, чтоб невозможно было оторваться. Оглядываясь назад, я могу сказать: только эти две вещи доставляли мне радость в жизни…

Время от времени кто-то дергал за шнур, раздавался звонок, и автобус начинал тормозить – подкатывал к остановке. Люди выходили и заходили, вносили холод, выносили наше тепло. Хлопья с неба валили и валили. Сибирь! Грузовики с высокими бортами, длинные, как вагоны поезда, увозили с улиц снег, еще белый, девственный, “невинный”. Сколько оттенков у белого цвета! Попробуй нарисуй! А эти гигантские снежинки? Если непрерывно смотреть вверх, подставить лицо белому рою, то кажется, что взлетаешь, паришь! Когда я приступлю к своей самой главной картине… “Ремейк”… Надо изобразить это ощущение полета…

– Вы действительно не верите, что Марк встанет? – повторил свой вопрос мсье Туччи. – Эмма Берг передала мне ваш разговор…

– Вы знакомы с Бергами?

– Да, в некотором роде… Мы общаемся только по телефону. Я помогал им пару раз пристраивать детей в рехаб…

– Я даже не сгущал краски, а сказал Эмме Берг то, что объявил мне врач в первое утро: “Шансы пятьдесят на пятьдесят”. И вообще, мне всегда казалось, что если она будет жалеть Марка сильнее… то ее чувства к моему отцу… ведь он сейчас еще несчастней, чем она сама! Признаться, я думал, что Эмма в некотором роде любит моего отца…

– И миссис Берг…

– Она перестала звонить!

Мсье Туччи медленно повернул голову и посмотрел мне в глаза.

– Вы сумасшедший! – радостно сообщил он. – Миссис Берг дружила с Марком от нечего делать, иначе с кем же ей общаться? Мистер Берг кукарекает в кровати и ходит под себя, а раньше был слишком занят, а их дети… Вы думаете, миссис Берг не знала, что Марк балуется лекарствами? У нее полный дом наркоманов, ее не проведешь! Нет у нее чувств к вашему отцу, и не ищите! Но, как только Марк вернется из рехаба, я вас уверяю, миссис Берг начнет снова названивать ему, чтобы развлечься!

– По-моему, вы не очень любите Эмму Берг!

Я сказал это шутя, ведь я ничего не знал. И не ожидал, конечно, того, что услышал.

– Я любил ее слишком много лет!.. – прошептал мсье Туччи.

35

О, Эмма-Эммочка была божественна в молодости! Мужчины Монреаля начали покупать чулки своим женам, чтоб посмотреть на нее. Мсье Туччи, тогда еще студент, ходил в ее магазин каждую неделю. Во вторник хозяева уезжали за товаром, и все поклонники ломились в дверь. Он экономил на завтраках и каждый раз покупал одну пару женских чулок, как оказалось, – всегда разного размера, но откуда же он знал? Эмма решила, что он светский лев и сердцеед, и сама первой заговорила с ним. “Вы, итальянцы, только поете и бегаете за девушками!” Ну да, как и грузины!

– Между нами не было настоящей близости, – уточнил мсье Туччи, – вы понимаете?

Еще бы! Мне ли не понять! Нинка! “Только не туда, только не туда! А то кому я нужна?” Хотя, признаюсь, мне трудно было представить секс между двумя старичками, ведь для меня они были – и остались – пожилыми людьми. Маленький адвокат и чемпионского роста Эмма… М-м-м…

– Пожалуйста, никому не рассказывайте о нас! – тут же попросил он. – Хотя бы пока я жив! Или пока жив ее муж! Или пока жива она…

– Пока вы все живы, я никому ничего не скажу!

Я рисовал мсье Туччи под электрическим светом. Я затягивал шторы и включал лампы, иначе его было не рассмотреть, а солнца было не дождаться. Он не рассказывал мне о своей жизни – только о своей любви. Выражение его лица никогда не менялось – пластыри растягивали его губы в улыбку, даже когда он плакал…

– Странно, не правда ли? Мне восемьдесят два года, а я все еще помню о любви! Когда я слышу ее голос, мое сердце стучит, как огромные часы: тик-так, тик-так! Вырывается из груди… Я не видел ее лет сорок или пятьдесят, мы общаемся только по телефону…

Эмма… “У нее появился этот, как его, – “парень с купонами”, “подарочек с покупочкой”, – и она тут же выскочила замуж…” Она уже родила одного, второго, а мсье Туччи все ждал и надеялся. Он мечтал, что станет знаменитым адвокатом, придет к ней в магазин, купит ей самые дорогие туфли и скажет: “Иди ко мне, Эмма!..” Она подавала ему надежды, держала про запас. Платоническое счастье по вторникам. Наверное, он был ей небезразличен, но что из того? Мужчина, но не партия!

– Вы никогда не объяснились с ней? – спросил я мсье Туччи.

– Нет. Надо было тогда, когда я любил… А позже… Разве жизнь дает нам второй шанс? Может, это и к лучшему – у меня своя семья, дети, внуки…

Он встал. Наши сеансы никогда не длились долго – ему было трудно сидеть неподвижно.

– Это правда, что вы рисуете Эмму? – спросил меня мсье Туччи.

– Да.

– Значит, она приходила сюда?

– Да.

– В ваш подвал?

– Да.

– Здесь всегда пахнет цитрусами. Это запах красок или ее духов?

– Я не знаю.

…Разве я мог удержаться? Он ведь не видел свою Эммочку столько лет! Я развернул ее портрет и снял покрывало. Я хотел оставить их наедине, но боялся за своего старичка. Искусство лишало мсье Туччи дара речи. Я долго ждал, стоя в углу.

– Как вы верно подметили! – медленно выговорил он. – Ее рот – как цветок!

36

Почему я не сказал мсье Туччи, что Эммочка не только звонила, но и заявилась к нам, как только узнала, что Марк в коме? Была уже ночь, и теперь не Марк, а я пошел открывать дверь в трусах. Эмма стояла на пороге под светом фонарей, и снежинки сверкали на ее шубе как звезды, а за ней, отставая на шаг, стоял шофер лимузина, в фуражке, синем кителе и без пальто – вышел из машины, чтоб подвести ее к двери, и дрожал. Она обернулась к нему: “Я быстро!” И вошла.