Я поняла, что выздоровление идет быстрыми темпами. Мы немножко поболтали, и я решилась рассказать о смерти Вики. Мне показалось, что опасения Середы относительно Лилькиных о том возможных переживаниях не вполне обоснованны. Наоборот! Трагедия с Викой ее, разумеется, огорчит, но и отвлечет, а в какой-то мере даже успокоит. Болезнь началась с мысли, что моя подруга виновата в гибели Сергея, теперь же становится очевидным, что виноват кто-то другой.

Лилька в меру поахала и погоревала. Я смотрела на нее и удивлялась, насколько отдалились мы друг от друга за последние две недели. Совсем недавно важнее нее для меня вроде бы и не было ничего, а теперь… теперь это просто хорошая девочка, несколько излишне экзальтированная и культивирующая в себе эту черту, однако милая и добрая. Вскоре появился Середа. Его взгляд сиял таким неприкрытым восторгом, что на какой-то миг я решила, будто причина перемены в моих чувствах — элементарная, отвратительная зависть. Не знаю. Через какое-то время я осознала, что оказалась лишней, и ушла.

Вечером мне позвонила Галя.

— Ты не зайдешь ко мне завтра? — предложила она. — Я хотела бы кое-что с тобой обсудить, но это не телефонный разговор.

Удивленная, я согласилась.

За день Галя совершенно преобразилась. Из истерически хохочущего существа, которому не мешало бы занять место Лильки в клинике неврозов, она вновь превратилась в умную, воспитанную, сдержанную девушку.

— Наверное, мое поведение показалось тебе странным, — вежливо извинилась она. — В пятницу я убежала от тебя, не попрощавшись. А в субботу я много думала обо всем. По большому счету, ты ведь ни в чем не виновата. То, что ты сказала тогда… ты сказала это не нарочно, а назад ведь все равно не повернешь. Поэтому нет смысла над этим плакать. Что случилось, то случилось, понимаешь? Исправить ничего невозможно, плакать бессмысленно. Зато можно найти того мерзавца, который это сделал. В конце концов, если б не ваш с Лилей разговор, он бы наверняка нашел какой-нибудь другой способ. Или она. Потому что зря Сережа опасаться бы не стал. А он опасался, это точно.

— Кого? — замерла я.

— Если б я знала! Об этом я и хочу с тобой поговорить. Мы обе об этом думали, и если обсудим вместе, возможно, что-то прояснится.

Галя выглядела целеустремленной и деловитой, и я порадовалась, что хоть кому-то моя откровенность пошла на пользу.

— Кстати, Сережа очень высоко ценил твой ум, Таня.

— Серьезно? — удивилась я.

— Он сказал как-то: «Все бабы дуры, даже ты у меня полудурок, одна Танька умная, только по дурости своей этого не понимает».

Слова брата она передавала с каким-то благоговением и, начав о нем вспоминать, не могла сразу остановиться.

— Он, подозреваю, издевался, — заметила я.

— Нет, не совсем. Он считал, что ты хороший психолог, но не придаешь этому значения. «Танька сказала, пообещай кто Викусе протащить ее в модели, так из нее веревки можно будет вить, а Танька знает», — процитировала Галя.

Я ужаснулась:

— Неужели это мои слова? Разве что в шутку… Всерьез я не могла.

— Ты действительно, видимо, не замечаешь. Говоришь, что в голову взбредет. Вообще-то, это неправильно.

— Я знаю, — покаялась я.

— Ну, себя не переделаешь. Главное даже не то, ч т о ты говоришь, а то, что тебе это кажется пустяками, а для нас очень важно. Если б ты городила ерунду, тогда другое дело, а так… Всякому неприятно, когда его видят насквозь и раздевают на глазах всего мира.

— Галя, — опешила я, — ты что, обо мне? Кого я вижу насквозь? Кого я раздеваю? Вы что все, нарочно?

— Меня, например. Я и Андрей… я не понимаю, откуда ты могла узнать…

— Это случайность. Ты очень за него волновалась, и я увидела. Но никому, кроме тебя, я бы не сказала, честное слово! Уж здесь-то я поручусь!

— Я верю. Ладно, проехали. Только я ведь про это вспомнила не просто так. Последние недели… ну, когда я почувствовала, что с Сережей что-то неладно… я попыталась его спросить. Понимаешь, он был такой… напряженно веселый, что ли? Сдержанно самодовольный, напряженно веселый и вечно настороженный. Я спросила, что с ним. А он сказал…

— Что он сказал? — поторопила я.

— Я пытаюсь вспомнить точнее. Примерно так: «Скоро, Галка, будет у меня грудь в крестах или голова в кустах. Танька, ведьмочка наша, надоумила, а у нее чутье верное. Так что жди хороших перемен». Вот они и настали, перемены эти, — Галя вздохнула. — Хорошие.

— Так вот почему ты так на меня кидалась, — поняла я. — Значит, я надоумила. Но ты же сама видишь — я не помню. Я столько всего болтаю. Я ума не приложу, о чем он!

— Надо обсудить, вспомнить. Ради этого я тебя и позвала. Например, что ты могла сказать про Риту?

— Ну… ничего особенного, полагаю. Я до недавнего времени ничего о ней не знала. Знала, что муж богатый, вот и все. Ну, и видела, что она женщина опытная.

— Вампирша! — с ненавистью вставила Галя. — Ни один мужик не устоит!

— Ни один? — поинтересовалась я.

— Ну, разве что Германн, так у него жена того же типа внешности, только гораздо красивее.

— А я ее не видела, — призналась я.

— Воплощенная элегантность! — продолжала восхищаться моя собеседница. — Деловая женщина, умница. У нее собственный небольшой элитный клуб. Думаю, зарабатывает она побольше мужа. Впрочем, живут они душа в душу. Идеальная пара! Я всегда смотрю на них с восторгом. Правда, она редко бывает на наших посиделках. Наверное, ей у нас скучно. Мы по сравненью с нею просто валенки.

— Наверное, — согласилась я.

— Немудрено, что он не обращает внимания ни на одну другую женщину. Все они ему совершенно безразличны.

Я спросила:

— Правда?

— Ну, конечно. Нет, он человек воспитанный, и какая-нибудь дура, наверное, способна принять это за знак особого внимания, только на самом деле это не так. Он и со мной ведет себя очень доброжелательно, однако я чувствую, что мои качества как женщины тут не при чем.

— Да, наверное.

— А как его жена за ним ухаживает! — с упоением воскликнула Галя. — Ты обращала внимание, как Германн одет?

Я честно ответила:

— Нет, не обращала.

— А ты обрати. Все идеально подобрано, сидит, как влитое. Ни пятнышка, ни морщинки. Это при том, что он не слишком-то аккуратен, да и не слишком-то красив. А она умеет подать его по высшему разряду.

— По-твоему, сам он ничего собой не представляет? — обиделась я.

— Нет, что ты. Он, разумеется, личность и все такое, но имидж ему обеспечивает она. А как они любят своих детей! Ты подумай — у мужчины на рабочем столе стоят их фотографии. Это же феномен! Причем мужчины все хотят мальчиков, а он обожает дочку. Дочка для него — свет в окошке.