Я знала, что он меня не видел. Он спрашивал у меня вчера, какой дорогой я шла. Зачем он это сделал? Он сошел с ума!

— Значит, вот такие у вас предположения, Татьяна Дмитриевна? Ими-то вы и хотели вчера поделиться?

— Да, и… Вика Бачурина сидела рядом с Сережей и могла видеть, кто брал из его стола банку. И вообще, у них последнее время были какие-то общие дела, связанные с работой, но тайные. Она сама мне сказала. Я ее расспрашивала, и она сказала. А еще сказала, что если что и видела, так бесплатно не скажет. Понимаете? Она захотела получить с того человека денег, он позвал ее под лестницу и убил.

— Вообще-то, — вставил милиционер, — все ваши коллеги полагают, что ее убил любовник.

— С любовниками под лестницу не ходят, — объяснила я. — Там грязно.

Он почему-то засмеялся:

— Железная у вас логика, Татьяна Дмитриевна. А все-таки, фамилий ее любовников вы не знаете?

— Мне кажется, сейчас у нее из наших и нет никого. В смысле, из институтских. Если есть, так случайно. У нее сейчас постоянный парень, он ее часто встречает после работы. Встречал. Только к нам ему не войти. У нас строгий пропускной режим. И они не ссорились, это видно.

— Режим у вас строгий, я заметил. Значит, вот такие у вас предположения. И кто же из ваших коллег, по-вашему, так постарался? Наверняка ведь обдумывали, а?

И он выжидающе на меня посмотрел. Выжидающе и почти простодушно. Словно не сомневался, что я отвечу честно и откровенно, будто болтаю с давним знакомым. Не ответить было бы как-то неловко.

— Я обдумывала, — согласилась я, — только я не очень умная, к сожалению.

Я могу придумать совершенно неправильно. Ошибиться и наговорить зря. Мне бы этого не хотелось.

— Ну, правильно или неправильно, это нам решать. Вы поделитесь своими идеями, а я сделаю поправку на то, что они принадлежат не очень умной девушке, которая может ошибаться. Кстати, некоторые ваши коллеги о вас в точности такого же мнения, так что по данному поводу можете не волноваться. Говорите смело, Татьяна Дмитриевна.

Мне было не собраться с мыслями, поэтому я вытащила из сумки тетрадь и положила на стол:

— Вот!

— Что это?

— Я записывала, что думала.

— Даже так? Что ж, прочтем.

— И вообще, — вслух зачитал милиционер. — Это как надо понимать?

— А может, у кого-то из них есть алиби? — уклончиво поинтересовалась я.

— Может, и есть, — охотно подтвердил он. — Так что за «вообще»? И чем это они вам угрожали?

Я смутилась. Мои записи оказались совершенно дурацкими. Не надо было их отдавать. Я и не собиралась, просто растерялась очень. Ума нет, считай, калека. Юрий Владимирович был совершенно прав.

— Так что скажете, Татьяна Дмитриевна?

— Они угрожали, что если я расскажу вам про них, то они расскажут вам про меня. В смысле, про бледную поганку.

— Что ж, они свою часть выполнили. Теперь дело за вами. Ну, давайте конкретизируем, коли сами вы не можете. Крылова Маргарита. С Сергеем Угловым у нее были весьма тесные взаимоотношения. Что заставило вас предположить, что ей захочется от него избавиться?

А мне в голову тут же полезли сцены из какого-то детектива, где глава мафии собирается зверски убить жену, поведавшую о нем что-то почти невинное одному из знакомых. Правда, детектив не наш, американский, но вдруг у нас еще хуже?

— Рита замужем, — осторожно заметила я. — Ей не хотелось бы, чтобы муж узнал. А Сережа любил хвастаться своими победами.

— Ну, тогда следовало отравить пол-института, — резонно возразил следователь, и я вдруг поняла, что он знает куда больше, чем я предполагала. — Вы ведь все в курсе.

— Да, но мы не стали бы сообщать мужу. Впрочем, я предупреждала вас, что я не очень умная.

— Или не очень откровенная, а?

Я молчала и чувствовала, как все больше краснею. Через какое-то время Дмитрий Васильевич сжалился.

— Ладно. Еще вам явно не внушает доверия начальство. Это еще почему?

— Карьеристы они, — охотно ушла от неприятной темы я. — Оба. Карьера и деньги, а люди для них ничего не значат.

— Оба — это как? Зубков и… как там его? Германн?

Я вздрогнула:

— Нет, что вы! Зубков и Марченко. А Германн другой. Он нормальный.

Милиционер в очередной раз засмеялся:

— С вами, Татьяна Дмитриевна, не соскучишься. Нормальный, значит? Это хорошо. Это, так надо понимать, ему от вас комплимент. А что там у вас про Глуховских? Что это он после смерти друга выгадал?

— Должность, — разъяснила я. — И…

— Что — «и»?

— Все.

У меня язык не повернулся сказать про Риту. У обоих семьи, а будет ли Дмитрий Васильевич молчать?

— И любовницу, — неодобрительно докончил он. — Вы за дурака-та меня не считайте. До вас нашлись, поделились. Не все ж милиции врут. Вы бы уж решили — или все от нас скрываете, или правду говорите. А то позиция ваша получается довольно странная. Уязвимая позиция, я бы сказал. Даже, откровенно говоря, преступная.