Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда точно знаешь, что хочешь, все возможно. Это главный жизненный закон, действующий во всех измерениях. – Корги обнял Люсю сзади, покачивая ее в такт музыке.
Так они простояли около получаса, подпевая, приплясывая, аплодируя и целиком перенесясь туда, где «Колдплей» десятилетней давности пели о том, что каждый человек – часть общей системы, плана, звезд, космоса и единого замысла, а самое сложное его решение – это позволить другому уйти.
Потом Люся опустилась на землю, и следующие сорок минут концерта они разговаривали, сидя на траве.
– Я немного тебе завидую. Быть художником здорово. – Она крепко сжала его пальцы и посмотрела в легкое беззвездное небо, где на горизонте желто-розовыми мазками проступал рассвет. – Можно нарисовать себе любой мир, какой захочешь, и таким, каким видишь его сам.
– А еще знаешь, почему быть художником здорово? – Он тоже посмотрел наверх. – Художником может стать каждый.
– Нет, ну что ты, конечно, не каждый. Чтобы быть художником, нужно уметь хорошо рисовать.
– Глупости. Художник – это тот, кто запечатлевает информацию на уровне собственного индивидуального восприятия. А это значит, что быть художником может любой, пусть даже слепой человек. Ты же знаешь, что в мире довольно много незрячих художников? Был такой нонконформист Владимир Яковлев, он потерял зрение в шестнадцать, а американец Джон Брамблитт – в тринадцать. Врубель, кстати, тоже в конце жизни ослеп. Но они все равно всегда рисовали – не из-за того, что умели это делать, ведь в искусстве нет какого-то определенного, конкретного умения, а потому, что обладали страстным желанием отобразить жизнь через чувства. Да, мы, конечно, пытаемся осваивать какие-то техники, ставим руку и добиваемся правильного сочетания цветов, но все это лишь для того, чтобы расширить свои возможности. По сути, главное в любом творчестве – абсолютная вера в то, что мир именно такой, каким ты его изображаешь. Это и есть талант.
Да, чисто технически ты умеешь немногое, но только оттого, что тебя никто этому не учил, но ты способна чувствовать и выражать это своим особым, уникальным способом… У тебя определенно есть данные, которые нужно развивать.
– Мне бы, конечно, хотелось. – Люся тяжело вздохнула. – Может быть, когда-нибудь потом я смогу это себе позволить.
– Но почему потом?
– Я тебе уже объясняла, что нам нужны деньги, а то, о чем ты говоришь, голая абстракция. Возможно, кто-то и способен зарабатывать тем, что становится «проводником» в другой мир, но я в это не верю. А жить, постоянно нуждаясь, – удел неудачников.
– Ну а как же счастье?
– При чем тут счастье?
– Разве можно стать счастливым человеком, не реализовав свой талант?
– А стать счастливым, когда постоянно голоден?
– Ты нарочно со мной споришь? – Он убрал волосы с ее лица и наклонился, заглядывая в глаза. – Или просто не в состоянии избавиться от влияния брата?
– При чем тут брат?
– Я же вижу, что ты не такая.
– Не какая? – Люся нахмурилась.
Ей совершенно не хотелось омрачать вечер неприятными разговорами, но упрек Корги прозвучал обидно.
– Не меркантильная.
– Это не меркантильность, а трезвый взгляд на жизнь.
– Трезвый взгляд? – Корги саркастично ухмыльнулся. – Ну-ну.
– Тебе хорошо рассуждать. Живешь вот так в свое удовольствие на деньги Олега Васильевича. Рисуешь, бездельничаешь, делаешь что хочешь, не работаешь с утра до ночи на предприятии или в офисе, не горбатишься на стройке, не наматываешь по городу километры, развозя заказы. Человек, который ни в чем не нуждается, не вправе осуждать других за то, что они тоже хотят ни в чем не нуждаться.
– Ладно-ладно. Допустим, ты права. – Он склонил голову так, что она не могла видеть выражения его лица. – Я хочу лишь сказать, что ты – не твой брат и не обязана хотеть того же, что и он. Ты можешь быть собой и жить в другом мире.
– В каком это другом?
– Вот в этом. – Он взмахнул рукой, охватывая жестом все вокруг: и экран, и небо, и их самих. – Где все возможно.
С одной стороны, Люсе не нравились его упреки, но с другой – он говорил это из лучших побуждений, и она ценила его заботу и прямоту. Раньше мнение брата по всем вопросам, касающимся ее, было определяющим, но теперь появилось и другое, непохожее на Колины рассуждения о жизненных целях.
– Тетя Наташа говорит, что для того, чтобы покорять Москву, нужно окунуться в нее целиком и забыть обо всем, что ты знал раньше, – сказала Люся брату за два дня до их отъезда.
– А она откуда знает?
– У нее там сестра уже двадцать лет живет.
– И чего же она за эти двадцать лет добилась?
– У нее вроде все есть: квартира, машина, работа…
– Пфф, – заносчиво фыркнул Коля, – это, конечно, предел мечтаний: квартира, машина, работа. Только представь, состаришься ты, тебя спросят, ради чего ты прожила свою жизнь, а ты ответишь, что ради квартиры, машины и работы.
– По крайней мере, это хоть что-то, а не голая сат-чит-ананда[3].
– «Хоть что-то» нас не устраивает. Делать жизненной целью машину слишком мелко.
– Ты утрируешь. Я просто сказала, что сестра тети Наташи заслуживает того, чтобы прислушаться к ее мнению.
– А я говорю, что через двадцать лет у меня будет сто машин и сто квартир.
– И сто килограммов пастилы.
– Да, и сто килограммов пастилы. – Коля задумчиво возвел глаза к потолку. – Тебе проще – ты девушка. У вас, наверное, такого нет.
– Чего нет?
– Ну вот этого… не знаю, как назвать.
– Я тоже не знаю, Коль. Просто мне кажется, если ты собираешься покорять мир, то стоит начинать с чего-то небольшого, пусть даже с машины. Одной.
– Нет. Машина все равно не то.
Как только «Колдплей» доиграли финальную Yellow, Корги резко вскочил на ноги и объявил, что им еще нужно успеть попасть в одно важное место и их уже ждет такси.
Уже почти рассвело. Они пробежали через парк и выскочили возле поджидающей их машины, но ехали совсем недолго – от силы десять минут. Остановились перед кирпичными столбами забора с чугунной решеткой. Различив за ней памятник, Люся немедленно узнала это здание – Третьяковская галерея, место, куда она всегда хотела попасть, но за месяц, проведенный в Москве, так и не смогла.
– Собираешься пройти в Третьяковку посреди ночи?
– Конечно!
– Хочешь сказать, что у тебя и здесь есть знакомые?
– Знаешь поговорку: не имей сто рублей, а имей сто друзей? А ты говоришь: деньги, деньги… Когда тебя все любят, можно получать намного больше, чем покупать.