Тафос исчез за горизонтом, с севера надвинулась стена густого леса.

– Ого, – только и сказал Гундихар, когда телега въехала в сень огромных деревьев с серой морщинистой корой.

Чаща эта совсем не напоминала обычные северные дебри, даже эльфийскую пущу. Она выглядела угрожающе, из-за зеленой стены доносился писк, треск и пронзительные вопли. Ветви и стволы обвивали какие-то плети, подлесок был такой густой, что закрывал обзор.

– Это еще не «ого», а небольшие заросли, – откликнулся Арон-Тис. – Настоящие джунгли будут только за Южным проходом.

– Да хоть за задним, – гордо заявил гном. – Нет такого леса, через который Гундихар фа-Горин не прошел бы со своим «годморгоном»! А если на пути встретится нечто хищное, то оно запросто получит по башке! Ха-ха!

Алхимик промолчал, но в его красных глазах появилось какое-то новое выражение.

Ехали до самого вечера без остановок. Дорога то уходила от моря, то спускалась к самой воде, проходила через небольшие поселки, мало отличавшиеся друг от друга. Шла через перелески и поля, пересекала быстрые прозрачные речушки. Хребты на горизонте неспешно росли.

Остановились, когда стемнело, солнце уползло за горы, а на востоке взошла луна, потерявшая полноту, но все еще довольно округлая. Телеги выстроили кругом на поляне у берега крохотного ручейка. Гоблины разожгли большой костер, по рукам пошли куски острого сыра и кувшины с вином.

Олен сидел, прислонившись спиной к колесу телеги, пил разбавленное водой вино и поглядывал на спутников. Саттия казалась безмятежной, Гундихар невозмутимо точил тесак, явно больше для вида. Бенеш и Арон-Тис беседовали о каких-то «первопринципах» и «душе камня».

Разместившийся у Рендалла под боком Рыжий негромко посапывал.

Гоблины гоготали и переговаривались, два эльфа сидели отдельно ото всех, и вид у них был скучающий. Костер освещал круг из телег, темнела опушка леса, сверху нависало черное небо с перекошенным ликом луны и серебрящимися песчинками звезд. Ручей негромко журчал, трещал огонь, вздыхало во тьме море.

Все дышало миром и покоем, но Олен чувствовал нарастающую тревогу и сам не мог понять почему.

– Спать пойду, – сказал он, когда кувшин показал дно.

– Верное решение, – отвлекся от беседы Арон-Тис, – завтра вставать на рассвете.

Саттия нахмурилась, но промолчала.

Олен вытащил одеяло, завернулся в него и лег. Уснул мгновенно, едва закрыл глаза, и тут же, как показалось, проснулся. Услышал неподалеку сдавленную возню, а потом приглушенный голос просипел:

– Старый извращенец. Чего тебе надо? Убери лапы!

– Тихо вы, – шум разбудил и Саттию. – Корни и листья, чем вы там занимаетесь?

Олен поднял голову, в слабом свете, исходившем от углей, разглядел гнома, спавшего под телегой, а рядом с ним – Арон-Тиса.

– Э… ну… – в голосе алхимика прозвучало смущение. – Я хотел…

– Понятно, чего ты хотел, клянусь брюхом Аркуда, – проворчал Гундихар. – Трогал меня, пока я мирно вкушал сон. Не будь ты таким старым, врезал бы тебе как следует, прямо в глаз.

– Тише, – повторила Саттия. – Еще всех перебудите.

Лагерь спал. Внутри круга из телег лежали неподвижные роданы, похрапывали кони. Где-то снаружи наверняка бодрствовали часовые, но их не было видно и слышно.

– Нет. Ты меня неправильно понял, – шепотом и куда более уверенно заговорил алхимик. – Я всего лишь хотел взять у тебя немного крови…

– Крови? Ты еще хуже, чем я думал… – гном брезгливо отодвинулся.

– Я хотел выяснить, почему ты в отличие от сородичей не страдаешь от пещерного синдрома.

– От чего? – спросили в один голос Гундихар и Саттия.

– Гном, долгое время живущий под открытым небом, заболевает. Его одолевает тоска, он начинает плохо есть и даже может погибнуть. Во имя всех темных богов, я думал, что это известно каждому.

Олен вспомнил далекий Гюнхен, дома, построенные уроженцами Льдистых гор из огромных каменных глыб так, чтобы комнаты напоминали пещеры.

– Мне это неизвестно, – огрызнулся Гундихар. – Я уже много лет не был в глубине гор, но всегда чувствовал себя прекрасно. А ты, если захотел получить капельку моей крови, мог просто попросить. Что мне, жалко, что ли?

– Э… я не знал, как ты отреагируешь. – Арон-Тис смущенно пошевели ушами. – Так я возьму немного? Крохотный надрез…

– Честное слово, я сойду с ума в этой компании, – с отвращением проговорила Саттия. – Один постоянно требует пива и воняет, как груда отбросов, – гном обидчиво засопел, – другому понадобилась кровь. Что дальше? Бенеш начнет собирать каких-нибудь ядовитых гадов из лесов Мероэ?

– Ладно тебе. – Олен улыбнулся. – Зато с нами весело. Если до сих пор не сошла с ума, то и дальше выдержишь.

– Надеюсь, – проворчала девушка.

Арон-Тис закончил свое «кровавое» дело и скользнул в сторону. Гундихар буркнул что-то мрачное и захрапел. Олен некоторое время полежал, глядя на забравшуюся в зенит луну, а потом уснул еще крепче, чем раньше.

Подняли их и в самом деле на рассвете, и после очень короткого завтрака караван потянулся дальше.

Второй день путешествия мало чем отличался от первого. Разве что лесов рядом с дорогой было больше, а полей и селений – меньше. Рыжий то и дело соскакивал с телеги, убегал в чащу поохотиться. Но всякий раз возвращался с разочарованным видом, лесные твари оцилану не давались.

Встречные караваны совсем не попадались, и это выглядело странным. Лицо Парт-Кеса мрачнело с каждой оставшейся позади милей, в разговорах возниц и охранников все меньше было смеха и шуток.

А на третий день пути горы надвинулись, протянули огромные серо-коричневые лапы к морю. Могучие хребты загородили горизонт, открылись глубокие расщелины, похожие на старческие морщины, блеснули снежные шапки на вершинах. Конус вулкана предстал во всей красе – потеки застывшей лавы, плоская, словно срезанная, верхушка, дымок над ней.

– Из-за вулканов Огненные горы и получили свое имя, – пояснил Арон-Тис. – Опасные штуки, но полезные. Именно в подземных топках рождаются минералы, каких больше нет нигде. Тот же живой мрамор, хотя его не находили уже сотни лет…

– Да, это верно, – подхватил Гундихар, все еще дувшийся на алхимика из-за ночного происшествия. – Мои сородичи, что населяют эти места, могли бы рассказать много интересного.

И он вздохнул с затаенной завистью.

Дорога прижалась к самому морю, с севера к ней подступили отвесные скалы, черные, серые и багровые. Похоже, тут когда-то случилось извержение такой силы, что валы расплавленного камня, поднятого из недр гневом Аркуда, докатились до моря.

Да тут и застыли, оставив узкий, едва ли в десяток локтей проход. А уж эльфы, гномы, гоблины, или кто там был первым в этих местах, проложили дорогу и назвали проход Южным.