Он протянул руку. Ладонь его была большая, запястье – в наколках. Татьяна читала в «Аргументах и фактах», что татуировки делают себе заключенные в исправительных колониях. Ее мгновенно прошиб пот. Сейчас этот бывший зэк придушит ее своими крепкими мозолистыми руками и преспокойно уйдет гулять с собакой. Заодно и пивка попьет – за ее счет. Она собрала волю в кулак:

– На улице очень холодно, а вы в тапках на босу ногу, – она всем своим видом выказывала заботу, – давайте лучше я схожу и с собачкой погуляю, мне несложно, и пивка как раз вам прихвачу.

Мужчина обнажил в хитроватой улыбке прокуренные зубы и снова перешел на панибратский тон:

– А что, если ты не вернешься?

– Ну как вы можете такое говорить?! – возмутилась Татьяна. – Я ведь попала к вам, можно сказать, по счастливому стечению обстоятельств. Не отмени вчера другая клиентка визит, мне пришлось бы целый месяц ждать!

«А была ли вообще эта клиентка или я одна такая дура? – подумала она и, оскорбившись за себя, с достоинством возразила: – Была, конечно, дурами полнится шар земной». Благоразумно оборвав себя на полумысли, она полезла в сумку и достала из кошелька пятьсот рублей:

– Я могу вам залог оставить.

Мужчина без возражений забрал купюру и, наконец, отпер дверь. Собака вылетела за порог и понеслась вниз по ступенькам, заливаясь счастливым лаем. Татьяна вышла на вожделенную лестничную клетку, счастливо выдохнула:

– Я мигом!

Она старалась не сильно торопиться, застегивая куртку.

– Вам чего взять?

– Ларек буквально за углом, с торца. Возьми нам по бутылке, нет, лучше по две пивка и пачку «Явы». Золотой.

– Хорошо! – Она нажала на кнопку лифта, но испугалась, что мужчина передумает, и побежала вниз по лестнице, торопливо перепрыгивая через две ступеньки.

Собака, сдерживаясь из последних сил, ждала у подъездной двери. Татьяна выпустила ее на свободу и несколько секунд наблюдала, как та, в безудержном восторге от ветра и холодного воскресного утра, выписывает немыслимые пируэты, как задирает лапу под одним деревом, присаживается под другим, а потом нарезает круги по двору, периодически притормаживая, чтобы обнюхать какую-то очередную, бесспорно важную, на ее взгляд, чепуху. Татьяна подумала, что они с собакой сейчас очень похожи – обе наконец-то вырвались из плена и ничего, кроме радостного облегчения, не испытывают.

Она пошла сначала шагом, потом, когда скрылась за углом, – бегом, прочь от этого страшного дома, подальше от этих ужасных людей. Собака увязалась за ней, видно решив, что это забавная игра в догонялки. Татьяна резвым бегом добралась до остановки, обрадовалась ее многолюдности. Закашлялась, долго рылась в сумке в поисках платка, не нашла, утерла выступившие слезы тыльной стороной ладони. Собака, виляя хвостом, вертелась у ее ног. Периодически она поднимала кверху мордочку и ловила ее взгляд, и тогда казалось, что она улыбается. Татьяна присела на корточки, заглянула ей в глаза:

– Тебя как зовут?

Собака с готовностью тявкнула и завиляла хвостом.

– Сейчас мы домой поедем, – пообещала Татьяна, – и все у нас будет хорошо.

И вот идет по улице наша Татьяна, такая уже дама и уже с собачкой, эволюция от Пушкина к Чехову – большая, нелепая, радостная дама Татьяна, и в ногах у нее путается, повизгивая от счастья, махонький комочек, и мир, образно говоря, распростерт перед ними, и все у них еще впереди: и приобретения, и потери, и муж, скорее всего пьющий неудачник, и дети, часто болеющие и капризные, и свекровь, полоумная больная карга с неугасаемой мечтой о несметных полчищах кавалеров, и весь этот букет стихийных бедствий маячит где-то впереди, – но к такому повороту событий они уже готовы, с этим они теперь обязательно справятся, потому что познали свою, отличную от других, истину, путь к которой закрыт для всех остальных.

Вольдемар

Когда у Ганса и Малин Шлосмахеров родился сын, они долго выбирали ему имя.

– Какой он красивый! Давай назовем его Самым Красивым Мальчиком! – предложила мужу Малин.

Ганс был явно не в восторге от этой идеи.

– Малин, – робко возразил он, – может, лучше назовем его Альфредом?

Малин покачала головой.

– Тебе ведь нравится, когда я называю тебя Самым Красивым Мужем?!

– Хорошо, Малин, – попытался подступиться с другого бока Ганс, – сделаем так: назовем сына Альфредом, а дома будем звать его Самым Красивым Мальчиком.

– Не хочу! – обиделась Малин.

Она вообще была очень обидчивой, прекрасная Малин Шлосмахер, и расстраивалась по любому пустяку. Тесто не взошло – и Малин уже надула губки, дождик полил, когда на веревке сушится белье, – и она убегает на чердак, чтобы провести там время в творческих муках. Дело в том, что на чердаке стоял письменный стол, а в ящике этого стола хранились стопка бумаг и чернильница с сиреневыми чернилами. И в минуты отчаяния Малин сочиняла стихи.

О том ли я мечтала,

Ланиты прикрывая

Изящной дланью? —

рифмовала она такие удивительные слова.

Ганс потом перечитывал эти строчки и опечаленно качал головой. Во-первых, ему было непонятно, что чем прикрывает Малин, а во-вторых, он был почему-то уверен, что эти ланиты до добра не доведут. Поэтому каждый раз, когда Малин надувала губки, Ганс шел на попятную. Во избежание новых сердцещипательных стихов.

Вот и сейчас он решил не спорить с женой, дабы потом не нарываться на «сколь тщетны все попытки / из гусака добыть конфетки».

– Как хочешь, милая, – вздохнул он.

– Спасибо! – растрогалась Малин и чмокнула мужа в нос. – Решено, назовем нашего мальчика Йозефом!

Нужно еще уточнить, что фрау Малин Шлосмахер имела одну весьма очаровательную привычку – она по сто раз на дню меняла свои решения. Из-за этого Ганс иногда попадал в щекотливые ситуации.

Скажем, Малин обещала мужу приготовить на ужин морковно-грушевый айнтопф. И Ганс весь день проводил в предвкушении ароматного, тающего во рту блюда.

– О моя Малин, – распевал он в своей мастерской, выпиливая из очередного куска железа новый, причудливой формы ключ, – как я люблю твой морковно-грушевый айнтопф, который ты приправляешь одной чайной ложкой сахара, щепотью соли, двумя лавровыми листиками, палочкой гвоздики и мелкорубленой солониноооооой!

Надо сказать, что Ганс был очень умелым ключником. Но уверял, что самые изысканные ключи у него получаются под песенное исполнение рецептов из «Большой поваренной книги» Малин.

Вечером, весь в трепетном предвкушении, Ганс возвращался домой. И неожиданно получал на ужин тарелку овощного паштета из цветной капусты с двумя щепотками перца и мускатного ореха. Готовить полтора часа на пару. Подавать со сметаной.