сейчас вспомнила, что не рассказала ей об изменившихся сроках отъезда — как глава охраны та должна была знать, но сейчас суккуба была уже высоко, да и разговаривать о секретах среди этих болтушек, если честно, было не время.

Узоры на стене чуть потускнели, а потом, из-за поворота, прямо в лицо, ударил свет заходящей Аматэрасу. Принцесса и забыла, что этот тоннель выходит не внутрь дворца, а на ближайшую террасу. Она остановилась на краешке, чтобы глаза привыкли к свету, перед восхитительной панорамой западной части города — бедняцких и весёлых кварталов. В небе, окрашенном в цвета заката, тучами роились горожане, кто беззаботно, а кто наоборот — озабоченный подготовкой к последней ночи в году. Выстроившиеся разорванными слоями тучи обывателей изредка пронзала спешащая снизу вверх тёмная точка — наверное, стражник заметил опасного преступника. А вот сверху, описав петлю, пикирует другая — наверное, тот, кого он разыскивает, но, не успев достигнуть спасительных крыш, столкнулся с другими, поднявшимися ему на перехват.

Вот, в окружении летающих лодок, чинно проходит летучий корабль, похожий «на дитя любви гигантской птицы и морского судна». Он сядет на севере, за дворцом, где построен королевский причал — подальше от глаз и тонкого слуха императора. И сейчас он летит над городом, распугивая случайных зевак, тоже — чтобы не мешать шумом двигателей августейшим мыслям и утончённым беседам.

Горизонт на юге, и правда, закрывало облако метели, но не настолько большое, чтобы испортить картину заката. «Наверное, ночью она будет здесь» — подумала Мацуко. Значит, не надо раньше утра ждать обратно Афсане с мечом. Зачем ей самой захотелось бежать в крепость? Принцесса перевела взгляд с метели на Храм Каннон, по ступеням которого как раз спускалась очередная цепочка разноцветных богомольцев. Правда сестра в монастыре, или всё-таки в храме, принимает паломников?!

Мимо свиты чёрными плоскими фигурами на фоне заката (кто-то взвизгнул, схватившись за причёску) пронеслись слуги с посудой для пира. Кадомацу никак не могла отвязаться от впечатления, что это была та же самая группа, с которой они столкнулись днём на ступенях. За её спиной раздался глухой шлепок и отчётливый «ой» — это жестко приземлилась Ануш, слишком рано сложившая крылья.

— Нет, это не те, — сказала она, словно прочитав мысли хозяйки.

— Как ты узнала?

— Здесь все мужики знакомые, дворцовые, а тех я не знала.

Мацуко отвела взгляд, и неожиданно увидела рядом с собою Мамору и Ёси, тоже тихо любовавшихся закатом.

На лице брата застыло умиротворение, а в глазах его жены читался покой и счастье, и никаких сумасшедших искорок, так пугавших всех знакомых! Они стояли, обнявшись, она — положив ему голову на плечо, и вся их поза говорила о такой любви, которой не преграда разлука, сплетни, или болезнь. Даже сама Смерть, казалось, должна была помедлить на вечность, увидев эти две фигуры в сиянии заката...

Кадомацу подала знак своей свите — «не шуметь», но поздно — Мамору заметил этот жест, и с улыбкой посмотрел на сестрёнку. Растревоженная его движением плеча, Ёси очнулась от созерцания, и осмысленно (!) без тени безумия, проследила за направлением взгляда супруга.

Принцесса замерла от удивления: неужели, вот сейчас, прямо на её глазах, тяжкий недуг отпустит эту несчастную женщину? И не врачебное искусство, не чёрная магия тому причиной, а молчаливая красота заката!.. Кадомацу даже затаила дыхание, боясь спугнуть этот миг.

— Привет. Значит, идём вместе, Малышка? — откуда-то раздался голос брата.

Она, молясь про себя, отрешенно кивнула. Шпиль Храма Канон невыносимо блистал в свете зари, вспышками отражая протуберанцы короны Аматэрасу.

— Я тоже думаю, что здесь один из самых замечательных видов заката — Ёси только что рассказала мне, как смотрела у тебя на рассвет... — как издалека доносились слова.

— Правда?.. — чуть позже до Мацуко дошло, что это сказала она. Шпиль храма ещё раз полыхнул красным:

— Ай... да... дурочки и служанки. Ты уж извини, что они её упустили, беспокойство доставили...

— Ничего... — опять, как будто не она!

Вдруг подала голос молчавшая Ханакадзе:

— А почему мы не летим через стену? — Мацуко отвела глаза. Шпиль храма накрыла глубокая тень — только верхушка всё ещё блистала.

Опять зазвучали в словах знакомые нотки, и взгляд, потеряв осмысленность, полыхнул безумием:

— Давайте расправим крылья, и приземлимся им на головы! Вот потеха будет! — сумасшедшая побежала было вперёд, готовясь увлечь примером, но Мамору вовремя её дёрнул за пояс, не дав попасть под удар ветродуя.

— Извини... — ещё раз сказал он сестре.

— Ничего, — ещё раз ответила она, и дала знак свите окружить их, к большому неудовольствию телохранителей Мамору.

Принц взял свою жену за руку и повёл вперёд, что-то ласково наговаривая ей на ушко. Его сестра же, выпрямив спину, и твёрдым шагом, — хотя, больше всего ей хотелось ссутулиться, обнять себя крыльями, и идти, еле поднимая ноги, переживая за Ёси! — последовала за ними, не замечая с собой рядом верную Ануш, пытавшуюся изо всех сил и больших зелено-серых глаз, завязать разговор.

По пути, Госпожа Сломанная Ветвь дважды пыталась сойти с дороги, а при виде ворот дворца вообще в ужасе закрыла лицо крыльями, но, предусмотрительно окружившие её фрейлины и заботливый муж, в корне пресекли все внушающие отвращения попытки.

По всем галереям императорского дворца, указывая путь к пиршественной зале, как верстовые столбы стояли молодые гвардейцы, и не было и двух шагов, на которых какая-нибудь фрейлина не отделялась от свиты, для того, чтобы поздравить, передать подарок или новость, а то и просто поцеловать бывшего, настоящего, (или в скором времени будущего) мужа, возлюбленного, брата, а то и просто знакомого. Конечно, всех заткнула за пояс Ануш — уставшая от попыток развеселить принцессу, и целовавшая каждого встречного мужчину, (даже старого-старого Правого Министра, некстати вышедшего из коридора), и рассылавшая вокруг чарующие и многообещающие взгляды всем, до кого не могла дотянуться, не взирая на лица медленно звереющих фрейлин. Когда дошли до Пиршественного Зала, она побывала в стольки объятиях, что сама еле стояла на ногах от возбуждения.

Там Третье Высочество довольно резко одёрнула своего суккуба, чтобы она прекратила безобразия, и обвела взглядом собравшуюся публику. Как всегда, на пиру народу было заметно больше, чем на молебне, да и процент большинства сменился от блюдолиз и высших чинов — к поэтам и прожигателям жизни. Принцесса вздохнула, предчувствуя нелёгкий вечер. Кто-то из знакомых уже манил её, но она спряталась за спинами рослых