Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А-а! — невольно взвыл долговязый. — Что тебе надо?!
Анисимов злобно усмехнулся:
— Ты не спрашиваешь, кто я такой, значит, уже знаешь.
Ноги долговязого подломились, и он рухнул на асфальт.
— Отпусти! Слышишь! — попытался он вырваться.
— Зачем ты за мной следил?! — крепко заламывая его руку, спрашивал Игорь.
Ушная раковина у парня была какая-то вытянутая, с заостренным кончиком. Ничего подобного прежде Анисимов не видел — и ушами, и строением черепа парень чем-то напоминал рысь.
— Ты меня с кем-то спутал! — задыхаясь от боли, выдавил парень.
Несмотря на тонкую кость, он оказался редкостным упрямцем. По его стиснутым челюстям Анисимов видел, что тот испытывает невероятную боль. Еще секунда — и его лоб от напряжения покроется бисеринками пота.
— Спутал, говоришь! — Анисимов задрал его локоть к затылку. Точка предела достигнута. Сначала из мышечной сумки вылетят суставы, а потом лопнувшими струнами порвутся связки. — А вот так тебе нравится?!
— Хорошо, скажу! — обессиленно застонал долговязый.
Анисимов слегка отпустил руку. Долговязый облегченно выдохнул.
— Говори!
— Мне велели проследить за тобой.
— Ты ведь знаешь, кто я!
— Да, меня предупредили. Сказали, что ты из спецподразделения «Скиф». Сказали, чтобы я был осторожен.
— Чего же ты тогда старших не послушал?
— Да я старался… — заныл парень. — Но у меня был приказ: проследить.
— Чей?
Молчание. Анисимов вновь задрал его руку.
Парень взвыл.
— Кто ты?
— Я из спецгруппы «Ураган», из третьего отдела. Пусти!
А вот это новость. Третий отдел ФСБ обычно следит за всякими подозрительными и неблагонадежными личностями. Но в действительности его функции значительно шире… И только самые посвященные знали о том, что в случае надобности люди из этого отдела могли пойти на устранение человека, против которого накопили много материала, но не собирались предъявлять его суду.
Значит, где-то интересы ФСБ и военной разведки пересеклись. И Анисимов каким-то образом стал им неугоден. Почему? Когда? С этим надо было разбираться.
— Что нужно от меня отделу?
Сжав губы, парень молчал. Пауза затягивалась, он опять стойко переносил боль.
— Ты интересовался Густавом, — наконец не без усилия выдавил долговязый.
— Что ты знаешь о Густаве?!
— Он был телохранителем у этой женщины! Ну, которую убили вместе с ним…
— Кто эта убитая женщина?!
— Я не знаю… Ты сломаешь мне руку… Клянусь, но больше я ничего не знаю.
— Как ты нашел в темноте мою машину?
— Я ее и не терял.
— Я ехал с выключенными габаритами.
— Я приклеил на задний бампер твоей тачки светоотражающую полоску.
Приподняв голову, он посмотрел на Анисимова. Его лицо было перекошено от боли, расширившиеся зрачки закрыли собой всю радужку. Все его усилия сейчас были направлены на то, чтобы противостоять животному страху.
Большего от него не добиться. Чуть выше основания черепа находится небольшая ямка, не более пятикопеечной монеты, — средоточие нервных узлов. Анисимов несильным, но точным ударом двумя сложенными пальцами ударил точно в нее. Долговязый мгновенно обмяк. Анисимов отпустил его заломленную руку, и тот упал на асфальт, разбивая лицо.
Ничего, полезно. Полежит пару часиков, авось помудреет. Пусть знает, кому следует дышать в спину, а кому не следует этого делать.
Над головой зашумели кроны деревьев. Было в этом шуме нечто осуждающее. Но что поделаешь, если жизнь устроена так погано.
Картина понемногу прояснялась. Единым целым ее, конечно, не назовешь, но по тем немногим мазкам, что высветила ситуация, стало понятно, что его обложили. А если так, то теперь ясно, как следует действовать. И эта девица заговаривала его специально, чтобы у долговязого было время прилепить на бампер светоотражающую ленту.
Анисимов склонился над бампером и в углу с правой стороны рассмотрел небольшую полоску, способную улавливать свет даже от звезд. Ничего удивительного, что долговязый ехал за ним как привязанный. Отодрав светоотражающую ленту, Анисимов яростно скомкал ее и зло швырнул на обочину. Сверкнув, комок падающей искоркой затерялся в траве.
Сев в машину, Анисимов повернул ключ зажигания и, не включая габаритов, выехал из переулка.
Достав телефон, он нажал на кнопку.
— Слушаю, — раздался глуховатый голос.
— Вокруг устранения Сафронова очень много неясностей. Есть подозрение, что здесь замешана одна из структур ФСБ. Я хочу съездить на его квартиру посмотреть…
— Информация принята к сведению. Перепроверим. Продолжай работать дальше.
От души немного отлегло.
— Понял.
К дому Густава он подъехал через пятнадцать минут и, поставив машину недалеко от подъезда, двинулся к дому. Что-то было не так. Ноги не шли. Следовало прислушаться к внутренним ощущениям. Может, это опять чувство опасности? Оно зарождалось неприятным холодком где-то в середине груди. Именно оно заставляло его постоянно оборачиваться. Посмотрев наверх, он увидел, что в окнах квартиры Густава горит свет. Глупо было думать, что Густав воскрес. Скорее всего к нему наведались гости, причем не побоялись войти в опечатанную квартиру и даже включили свет. Наверняка очень серьезные люди.
Переодевшись в милицейскую форму, которую всегда возил с собой, аккуратно сложенную в пакете, Анисимов снова вышел к подъезду. Ждать пришлось недолго. Уже через несколько минут на лестнице послышались шаги и раздался глуховатый голос:
— Ты уверен, что он не будет копать?
— А кто ему об этом скажет? — убежденно отозвался второй, молодой, в его голосе слышались задиристые интонации.
— Тоже верно… Но, как бы там ни было, свое дело мы сделали.
Через минуту из подъезда появились два человека, тащившие в руках сумки. Вскинув ладонь к козырьку, Анисимов сдержанно представился:
— Участковый Прохоров. Предъявите, пожалуйста, ваши документы.
— А что, собственно, вам нужно? Мы разве что-то нарушили? — удивленно спросил тот, что был повыше.
Мужчины были молодые, не более тридцати лет. Один круглый, коренастый, напоминал крепенький боровик. Над правой бровью у него был небольшой шрам. Узкая переносица, широко расставленные глаза. Казалось, что он способен видеть ими даже то, что происходит за его спиной. Тертый парень. Вот даже располагающе улыбнулся. Дескать, каких только служак не бывает.
Другой повыше ростом, с выступающей челюстью и с заметно оттопыренными ушами, которые, казалось, существуют отдельно от него. Было в этом что-то комическое — возьмет да и зашевелит ими на потеху. Но его серьезные, холодные глаза смотрели твердо и настороженно. С первого взгляда было понятно, что это не тот тип, чтобы хлопать его по плечу и травить байки. Он слегка сутулился и поглядывал по сторонам. Оба выглядели невозмутимо и смотрели на Анисимова с нескрываемым любопытством, мол, что это за мент такой дерзкий? Что ему надо?