— Вперед, — прохрипел он. — Двигайтесь! Сейчас мы все равно не можем ничего для них сделать…

Матц оттолкнул окончательно затихшего второго водителя в сторону и нажал на акселератор. «Тигр» пополз вверх по склону.

* * *

К полудню один-единственный танк «Вотана» под командованием фон Доденбурга свел «на нет» американскую танковую атаку. Неприятельская бронетехника, прикрывавшая продвижение пехоты, в панике устремилась назад. Вместе с ними отступали и запаниковавшие пехотинцы.

Фон Доденбург, который, встав на танковую башню, обозревал оставшееся за ним поле боя, с трудом мог поверить в свой собственный невероятный успех. На броне его «тигра» имелось с десяток отметин от попавших в нее вражеских снарядов, но это теперь ничего не значило. Победителем оказался именно он, а не американцы.

Когда эсэсовцы, преследуя отступавшие вражеские танки, все глубже и глубже вторгались на контролируемую американскими войсками территорию, фон Доденбург не раз испытал соблазн повернуть обратно. Однако какая-то необъяснимая сила все гнала и гнала его вперед, заставляя забыть о сумасшедшем риске. Совершая этот опаснейший рейд в глубину неприятельской территории, фон Доденбург не раз вспоминал то прозвище, каким в дни его юности награждали тех обитателей берлинского дна, которые были шумными и громогласными, но дутыми и пустыми, — «здоровенная глотка, за которой ничего не стоит». В этот момент сам фон Доденбург был ни кем иным, как своего рода «здоровенной глоткой», за которой не было никого и ничего, — за исключением его собственного единственного «тигра». Одного-единственного «королевского тигра», который в одиночку сражался с целой американской дивизией. И, тем не менее, им удалось добиться невыполнимого — они действительно успешно сражались против бесконечно превосходящих их сил противника. И каждый час, выигранный фон Доденбургом в ходе этой неравной битвы, означал, что генерал Доннер сможет как-то подлатать практически прорванную линию фронта и укрепить ее перед новой американской атакой. Это означало временное спасение всего Аахена…

— Американская душевая, господин штандартенфюрер, — смотрите, справа, — вторгся в мысли фон Доденбурга голос Матца.

Куно торопливо повернул голову и узрел пару палаток, из которых на воздух выскакивали голые мужчины. На них не было ничего, кроме полотенец, которые они неловко прижимали к себе, прикрывая свои гениталии.

— Вот это аппетитные попки! — восторженно прищелкнул языком Шульце. — Если бы я был гомиком, то решил бы, что они стоят целое состояние!

Фон Доденбург нажал на гашетку танкового пулемета. Трассирующие пули вспахали мокрую почву перед палатками-душевыми. Американцы, побросав свои полотенца и позабыв обо всякой стыдливости, стали голыми улепетывать в сторону леса.

— Пусть, пусть бегут, — рассмеялся фон Доденбург. — Мне кажется, расстреливать совершенно голого противника — это как-то не совсем честно.

— Я вижу, господин штандартенфюрер, что в конце концов вы займете достойный пост в Армии спасения, — ехидно прокомментировал его слова Шульце. — Под вашей грубоватой внешностью таится поистине золотое сердце.

— Если ты не перестанешь зубоскалить и не будешь следить за своим языком, то получишь моим грубым сапогом по своей золотой заднице, — бросил фон Доденбург. — Матц, останови-ка танк здесь. Хочу посмотреть, чем мы можем поживиться из запасов наших богатых американских друзей.

Им удалось поживиться очень неплохо. Пока Матц оттаскивал в сторону убитого водителя полевой кухни, фон Доденбург с Шульце обнаружили там дымящуюся сковородку, доверху набитую котлетами. Тут же лежало мясо, запасы бекона, яиц, консервированные сардины и томаты. Добыча эсэсовцев составила целую гору аппетитно выглядевших жестянок.

— Господин штандартенфюрер, не желаете позволить себе немного огненной водицы? — и с этими словами Шульце извлек из-за спины бутылку бурбона. — Это самое настоящее американское пойло!

Пока мертвый водитель полевой кухни валялся в придорожной канаве в десяти метрах от них, уставившись безжизненными глазами в темнеющее небо, немцы накинулись на все еще горячую пищу, запивая мясо огромными глотками бурбона.

— Они живут, как чертовы боги, эти американцы! — выдохнул Матц, ловко подцепляя котлету своим эсэсовским кинжалом. — И какого дьявола я не родился американцем, хотелось бы мне знать? — Он отправлял к себе в рот котлету за котлетой, его губы лоснились от жира.

— И действительно, почему? Какого черта великий рейх терпит в своих стенах такого ублюдка, как ты? — Шульце зачерпнул мяса своей походной кружкой и отправил в рот огромную порцию. — Пусть лучше янки заберут тебя со всеми потрохами! Ты же законченный больной — и на ноги, и на свою пасть. Жрешь слишком много и носишь слишком много сапог. Пусть они наслаждаются тобой!

— Неправда, господин гауптшарфюрер, у меня всего одна поганая нога, — запротестовал Матц. — И кстати, Шульце, — какого черта ты орудуешь чашкой, в то время как мы все пользуемся ложками, а значит, едим в несколько раз меньше тебя?

— Я поступаю так потому, что ношу петлички гауптшарфюрера, — важно ответил Шульце и вновь запустил чашку в сковородку со жратвой. — А ты — всего лишь вонючий простой шарфюрер. Все элементарно просто, Матц!

Фон Доденбург беззаботно расхохотался, прислушиваясь к беззлобному препирательству двух старых ветеранов «Вотана». Он чувствовал приятное тепло от американского виски. Однако беззаботной обстановке не было суждено длиться долго — война очень скоро вновь напомнила о себе.

— Что это за шум? — встревожен но задрал голову к небу Матц.

Фон Доденбург уронил ложку. К ним на огромной скорости приближался американский самолет.

— Живо в танк! — что есть силы заорал штандартенфюрер.

Самолет оказался американским «мустангом»[51], который несся прямо на них на скорости 400 миль в час. Его фюзеляж был разрисован так, чтобы выглядеть, как акулья морда. Перед самолетом по земле неслась его зловещая темная тень. Неожиданно на крыльях «мустанга» блеснули алые вспышки, и фон Доденбург истошно закричал:

— Ракеты! Всем ложиться!

Эсэсовцы бросились лицом на землю. Земля вокруг них вздыбилась от разрывов. «Мустанг» ушел свечкой вверх, на мгновение заслонив своим корпусом солнце.

— Моя левая рука! — жалобно закричал Шульце. — Он попал мне в руку! Осколок попал мне в плечо. Я ранен!

— Хватит вопить о своих ранах, Шульце! — заорал фон Доденбург. — Быстро к танку! Если только ты можешь ходить, Шульце, то беги прямо к нашему танку!

Пока «мустанг» разворачивался для новой атаки, трое эсэсовцев запрыгнули в свой «тигр».

— Вперед! Матц, дуй вперед с предельной скоростью! — выдохнул Куно.

«Тигр» помчался по направлению к железнодорожной развязке. Тем временем фон Доденбург развернул башенный пулемет «тигра». Яростно ревя моторами, «мустанг» вновь спикировал на них и, когда он оказался над немцами, то открыл огонь из своих 20-миллиметровых пушек.