Рагдай Померанский в сражении под Старогардом разбил ляхов и моравов. Пленных наши войска и союзники почти не брали, и под стенами этого города остались лежать двадцать три тысячи крестоносцев и четыре тысячи наших воинов. Часть поляков увёл в отступление князь-кесарь Владислав Пяст. Судя по всему не просто так, по рассеянности венедов, а по какой-то тайной договорённости. После чего князь поморян оставил на границе несколько крупных отрядов из племенного ополчения словинцев и пырычан и через Щецин двинул свою армию на столицу лютичей Радогощ.

Одновременно с этим партизанские соединения линян, полабов и речан вели бои с наступающими войсками Конрада Третьего, Германа фон Шталека, Фридриха Одноглазого и Альбрехта Медведя. Потери у крестоносцев были немалые, но и наши войска теряли бойцов, ибо католики, которые знали о судьбе пфальцграфа Фридриха Саксонского, подготовились неплохо и для борьбы с партизанами сформировали специальные егерские отряды. Бои вспыхивали в лесах и на трактах, на берегах рек и озёр, в посёлках и городках, которые не могли удержать бодричи и лютичи.

Война набирала обороты, пожирала человеческие жизни и смещалась к побережью, а главные силы славян всё ещё собирались в Дубине, Зверине и Радогоще и до сих пор не вступили в дело. Никлот, Мстислав и Прибыслав только тормозили католиков, уничтожали вражеские продовольственные запасы и устилали дорогу перед ними ловушками. Наверняка для князей было тяжело наблюдать за тем, как орды зачуханых и грязных завоевателей с крестами на плащах прут к Венедскому морю. Однако они понимали, что наши войска смогут дать только пару крупных сражений, а затем всё, приплыли. За германцами подойдут франки и новые отряды европейских бродяг, и материковым венедам придёт конец. Поэтому они скрипели зубами и выжидали, ибо каждый день – это потери врага от болезней и ловушек, от нападения партизан и антисанитарии, от ранений и вследствие внутренних разборок.

В общем, события развивались, как и предполагалось. Армия Генриха Льва тем временем соединилась с войском маркграфа Конрада Мейсенского, который закрепился на морском побережье, и приморская группировка противника готовилась к рывку на Дубин. Остальные колонны крестоносцев наступали по своим направлениям, а бодричи и лютичи эвакуировали мирных жителей, которые отправлялись в Волин, Волегощ и Колобрег, лихорадочно крепили оборону, делали запасы и готовились к основным сражениям войны и осадам больших городов.

Наблюдая за этим со стороны, мы с Вартиславом Никлотингом, который пополнил свою дружину, навестили нашего соседа с северной стороны, варяга Верена Байковича, и уговорили его пойти с нами. В итоге моих воинов собралось одиннадцать сотен, с Вартиславом было триста всадников, и Верен привёл двести пятьдесят бойцов. При умелом использовании эта сила могла многое сделать. И на одиннадцатый день после моего прибытия в Рарог, простившись с близкими, я вновь ступил на палубу «Карателя» и отплыл к материку.

Шли ходко, и только раз замялись, поскольку со стороны Дании в сторону Руяна через Большой Бельт двигался одинокий шнеккер. Мы подумали, что это кто-то из обнаглевших датских ярлов решил к нам за добычей сбегать, и «Каратель» с «Яровитом» двинулись на перехват. Однако перед нами оказались не враги. На борту шнеккера находились витязи Святовида и сотник Доброга, который ходил в гости к датскому королю Кнуду Магнуссону и его родственнику Свену Эстридсену. Мне, конечно, было интересно, чего добился Доброга, и я пригласил его в гости. Сотник, с которым я был в приятельских отношениях и который знал о моих доверительных отношениях с Векомиром, приказал пришвартовать свой шнеккер к моему кораблю. Мы с ним немного посидели, поговорили, обменялись новостями, и я узнал, что викингов в ближайшее время можно не опасаться. Доброга действовал быстро и навёл на датских правителей такой ужас, что они ещё долго ни о какой поддержке Крестового похода задумываться не будут.

А дело было так.

Полусотня витязей, которые узнали, что в Данию спешат цистерцианцы и тамплиеры, высадилась в землях Свена Эстридсена. Храмовники осмотрелись, вышли на связь с нашей агентурой и приступили к делу. Доброга навестил ярла Свена и Мальмфриду Мстиславну, затем переговорил с Кнудом Магнуссоном, который сделал своей столицей город Виборг, и выдвинул викингам ультиматум: либо они уничтожают посланцев Бернара Клервоского и Шарля Понтиньи, либо в самом скором времени на их земли навалятся варяги, которые не могут допустить того, чтобы датчане ударили по венедским морским коммуникациям. Викинги сомневались долго, но когда этого требует дело, Доброга умеет быть жёстким и даже жестоким. В конце концов датчане ответили согласием запятнать себя кровью священнослужителей и послали за жизнью собратьев-католиков наёмных норвежцев, которых пригласила в королевство Мальмфрида Мстиславна. И всё бы ничего, вот только норги поставленную перед ними задачу выполнить не смогли, слишком крутыми ребятами оказались рыцари храма Соломона, и тогда пришлось вмешаться храмовникам Святовида, которые сделали эту работу. Правда, Шарль Понтиньи всё же сбежал. Прикрываясь тамплиерами и рядовыми проповедниками, он покинул Датское королевство, и побежал жаловаться своему патрону Бернару из Клерво. Но так даже лучше. Цистерцианский аббат узнает о ненадёжности викингов, и датским верховодам придётся остерегаться не только нас, но и церковников, которые шуток не понимают и имеют долгую память. Однако мы рядом и можем напасть на них прямо сейчас, а Бернар далеко, и его реакция последует позже. Поэтому нас викинги боятся больше, по крайней мере пока, а что будет дальше, посмотрим…

Доброга и храмовники продолжили движение в сторону Руяна, а я догнал нашу эскадру и к утру следующего дня высадился на германский берег невдалеке от озера Зелентер-Зе. Что нам делать, мы знали, а потому сразу же направились в сторону подпитывающего германцев тракта между Гамбургом и разрушенным Любеком. По пути уничтожили несколько патрульных конных групп, а потом, словно диких зверей, загнали и перебили отряд саксонских егерей, которые наблюдали за обезлюдевшими землями Верхней Саксонии. Сделали всё правильно, но когда подошли к тракту и расположились в лесах недалеко от замка, под стенами которого было разбито войско Сигурда Плитерсдорфа, оказалось, что нас уже ожидают. Видать, не всех егерей мы вычислили. Кто-то нас приметил, сообщил о вернувшихся венедах в Гамбург, и там отреагировали быстро. Местные власти и находящийся в городе граф Оттон Амменслебенский выслали нам навстречу трёхтысячный сводный отряд из разноязыкого европейского сброда, который был готов умереть за свои идеи точно так же, как венеды за свою родину. И мы оказались перед выбором: отступить или принять бой.

Сталкиваться с германскими оборвышами, разбойниками и фанатичными безземельными рыцарями под общим командованием барона Юлиуса фон Фаерста желания не было, ибо это потери, которые нам сейчас не нужны. Однако и уходить не хотелось, поскольку мимо нас по тракту шли тяжелогружёные повозки с необходимыми для католиков припасами. В телегах и фургонах находился купленный германскими феодалами и католической церковью овёс из Каринтии, солонина из Баварии, зерно из Аквитании, вино из Бургундии, сыр и мука из Фландрии, масло из Прованса и многое другое. Всё это должно было взвиться к небесам в виде пепла или отправиться в прохладные воды реки Траве. Поэтому я принял следующее решение: основные силы нашего войска, командование которым примет Вартислав, отойдут на северо-запад к реке Брамау и сымитируют рывок к Эльбе и Гамбургу, а я с четырьмя сотнями дружинников останусь в прилегающих к тракту лесах и ударю по вражеским транспортным колоннам.