Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В убийстве Изабель прямых улик против тебя не найдено, — обнадежила меня Вероник. — Правда, есть свидетель, видевший тебя у дома Изабель примерно во время убийства.
— Я даже не знаю, где она живет! — горячо возразила я.
— Она живет на той улице, куда ведет служебный вход бутика, из которого ты сбежала из-под охраны, — внимательно глядя на меня, пояснила Вероник. — Окна Изабель выходят прямиком на задворки магазина.
Вот черт! Разве бывают такие совпадения?!
— Дай-ка догадаюсь. — Я звякнула ложкой по дну тарелки. — Свидетельница — это дама с собачкой? С той рыжей колбасой-таксой в полосатом комбинезоне?
— Тебе виднее. Я ее не видела. А вот она в точности описала твою внешность и твое приметное красное пальто.
— И это все? Свидетельница, которая видела меня у дома? — уточнила я, чувствуя, как на сердце становится легче. Я-то, решив, что это настоящая подстава, опасалась, что убийца умудрился обзавестись ножом с отпечатками моих пальцев. Или подбросил на место преступления какую-нибудь из моих вещичек. Например, сапфировую сережку, подаренную мне Аристархом. Я машинально потрогала мочку, потом другую. К счастью, несмотря на все мои злоключения, сережек я не обронила.
— Орудия преступления не нашли, среди отпечатков пальцев в квартире Изабель твоих нет, — сообщила Вероник. — Зато косвенные улики тебе отнюдь не на руку: сбежала от водителя, выключила телефон, была рядом с местом преступления в то же время, убийство совершено тем способом, какой накануне ты при свидетелях описывала Изабель.
— И ты думаешь, я бы стала себя так тупо подставлять? — не выдержала я.
— Вот и я думаю, что это подстава, — помрачнела она. — Вот только кому это нужно? Сама подумай, ты в Париже впервые, никого здесь не знаешь. Кому бы ты могла так насолить за один день?
Ответа у меня не было. Но еще больше меня волновал другой вопрос.
— А что ты думаешь по поводу убийства репортеров?
Вилочка Вероник, нацелившаяся на кусочек сыра, звякнула по тарелке.
— Я понятия не имею, что произошло там той ночью, но искренне надеюсь, что ты к этому не имеешь никакого отношения.
— Что ж, надеюсь, что совсем скоро я буду полностью реабилитирована. А пока каково мое положение сейчас? — решилась выяснить я.
Скулы Вероник заалели, голос чуть дрогнул:
— Ты под домашним арестом, Жанна. — Она бросила на меня умоляющий взгляд. — Пожалуйста, пойми, это для твоей же пользы! Если убийства продолжатся, в твоих же интересах иметь железное алиби, которое я смогу подтвердить.
— Так ты тоже становишься затворницей на время моего домашнего ареста? — Я удивилась.
— А как иначе? Я отвечаю за тебя перед Гончими.
— Иначе, — я вздрогнула от внезапной догадки, — они бы посадили меня в тюрьму?
— Жанна, ну что ты такое говоришь! — слишком громко воскликнула Вероник, убедив меня в правоте домыслов, и стремительно сменила тему, затараторив: — Ты совсем ничего не ешь! Тебе надо набираться сил! Скушай сыра. На вот круассан! Вот попробуй ветчины!
Минутой позже на тарелке передо мной высилась целая гора вкусностей, наложенных заботливой хозяйкой. От печальной участи Винни Пуха меня, как ни странно, спас Бернар. Дворецкий появился на пороге с похоронной миной (по случаю моего затянувшегося визита он пребывал в глубоком трауре) и с небывалым почтением сообщил:
— Месье Ипполит Сартр.
Вероник досадливо поморщилась и обреченно велела:
— Приглашай!
Выразив уверенность в том, что чудовищные по нелепости обвинения в самом скором времени с меня будут сняты, и пообещав, что он будет всячески этому содействовать, Ипполит светски поболтал об ужасной погоде и новой театральной премьере, которая состоялась всем снегам назло, после чего изящно спровадил Вероник восвояси и организовал нам тет-а-тет.
Когда за хозяйкой закрылась дверь, Ипполит уставился на меня проникновенным взглядом и многозначительно замолчал. Его рука при этом гладила набалдажник трости, а огромный бриллиант в кольце подрагивал, выдавая волнение вампира.
Пауза затянулась.
Наконец Ипполит подал голос:
— Возможно, Вероник несколько посвятила вас в курс наших дел?
— Не понимаю, о чем вы, — прикинулась я дурочкой.
Я могла бы сказать, что догадываюсь, о чем речь, избавив его от неловкости. Могла, но не хотела. Мне хотелось услышать, как этот напыщенный индюк станет просить у меня денег. Потому что никакой иной причины для того, чтобы выражать мне свои симпатии и обещать заступничество в Совете старейшин, у Ипполита быть не могло.
Услышав о моем неведении, Ипполит приободрился и расписал, какими добрыми друзьями были они с Жаном, как часто они проводили время за партией в гольф и как покойный вампир любил бывать в его клубе.
— Простите, — перебила я, когда он принялся рассказывать про какую-то интересную партию, — но я ничего не понимаю в гольфе.
— Это потому, что вы в него никогда не играли, — вкрадчиво улыбнулся Сартр. — Поверьте мне, эта игра затягивает.
— Возможно, — откровенно зевнула я, — но мне больше по душе шопинг. В жизни, знаете ли, всегда есть место шопингу…
— Вам непременно стоит побывать в моем клубе и попробовать! — не отставал Ипполит.
— Никогда! — воскликнула я. — Костюмы для гольфа такие уродливые. Взять хотя бы эти галифе! А шапочка для гольфа? Ни за что не надену подобное убожество, — поклялась я.
Лицо Ипполита на миг перекосилось, он даже выпустил из рук трость и прислонил ее к дивану, на котором сидел. (Йес! Один-ноль в мою пользу!) Но вампир быстро справился с собой и расплылся в улыбке:
— Ах, женщины! Чтобы заманить вас на поле для гольфа, придется уговорить Валентино создать коллекцию для игры в гольф, а умельцев Тиффани — изготовить клюшку, инкрустированную бриллиантами.
— Такие жертвы неоправданны, — не оценила его креативности я.
— Любой каприз… — с улыбкой начал Ипполит.
— …за наши деньги, — подхватила я.
В комнате повисла тяжелая пауза.
— Вы ведь знаете, зачем я пришел, — уже без улыбки произнес Ипполит, глядя на меня своим затягивающим, как болото, взглядом.
— Знаю, — кивнула я.
— И? — Вампир вздернул брови в ожидании моего ответа.
— У меня нет для вас денег, месье Сартр, — спокойно сказала я.
На лбу Ипполита дрогнула лишь одна жилка. Но, учитывая степень его владения собой, это, должно быть, служило признаком сильнейшего гнева. Стоит отдать ему должное. Он не стал уговаривать меня, он не опустился до просьб или угроз. Он просто встал, смерил меня взглядом, от которого мне тут же захотелось вымыться, и вышел вон.