Однако сейчас доктор Хаммер струхнул. Вождь говорил о загадочном аннулировании, и молодой человек принял это на свой счет.

– Россия и Америка дополняют друг друга, как муж и жена, – сказал посетитель выспренно, оттого что страх скрутил его солнечное сплетение до размеров молекулы. – У вас есть полезные ископаемые и дешевая рабочая сила. У нас – технология и организация производства. Что еще нужно для успеха?

– Я знаю, что вы мечтаете о концессии. Вам приглянулись асбестовые рудники, – пробормотал Ленин, проявляя осведомленность. – Но ведь асбест – это еще не всё. Что вам нужно кроме него?

– Ничего. Я хочу дать России всё, на что способен, асбест – это только начало. Я… – Молодой человек запнулся, и взгляд его упал на карандаш, лежащий на столе. – Я… я построю вам карандашную фабрику!

Ленин с любопытством посмотрел на него. Ему показалось, что перед ним сидит жулик, разыгрывающий бизнесмена, но с этого жулика в условиях экономической блокады было что взять.

– Карандаши – это архиважно, – согласился Ильич. – Нэп скоро раскрутит нашу экономику, и карандаши нам понадобятся неимоверно. Много хороших и быстрых карандашей.

Импровизация удалась, и архимедов рычаг был найден. Через пробитую стену недоверия молодой человек увидал глаза Старика: они начали светиться нездешней космической добротой.

– Правильно ли я понимаю, что нэп – это частичная реставрация капитализма? – осторожно спросил доктор Хаммер.

– Не реставрация, а построение. Настоящего капитализма у нас никогда не было, – признался Ленин себе под нос, рассматривая страницу немецкой газеты.

Доктор Хаммер не понял, шутит ли он или говорит серьезно. Молодой бизнесмен ехал в страну победившего коммунизма, а она на его глазах вдруг вывернулась наизнанку, и вождь пролетариата вдруг оказался вождем нарождающейся буржуазии… Было отчего пошатнуться умом. Ему даже показалось, что перед ним стоит Гудвин из страны Оз, играющий чуждую для него роль и тщательно скрывающий лицо перед своими же товарищами.

– Могу ли я понимать вас так, что американскому капиталу в России будут оказаны преференции? – осторожно спросил гость.

– Можете, – ответил Ленин. – Рабочих накормите?

– Накормим, – опрометчиво пообещал доктор Хаммер. – Пароходы с зерном уже в пути.

– Больницы построите?

– Сделаем. А что потом?

– А потом… Потом мы заложим американские города, которые будут лучше ваших, – произнес Ленин странным глухим голосом, как будто говорил через дремоту. – Лет через десять-пятнадцать они уже появятся. В них вырастет культурный образованный пролетариат, который, окрепнув, возьмет управление государством в свои руки. И государства больше не будет, потому что государством станут сами люди. Ничего больше не будет. Ничего не останется… – Голос его стал тихим и еле слышным.

– Значит, свобода через капитализм? – решил уточнить доктор Хаммер.

– Свобода через суровую диктатуру. Это диалектика. Эх, да вы все равно ничего не поймете! – махнул рукой Ильич, произнеся последнюю фразу по-русски.

Он как будто скинул с себя минутную слабость и попытался снова стать энергичным, бодрым и злым.

Молодой человек кивнул на всякий случай, хотя прекрасно знал, что никакой пролетариат в его Америке не был допущен к государственному управлению и в ближайшие сто лет это ему не светило. Почему через нэп возникнет какая-то особая самоорганизация, превышающая американскую, это оставалось великой тайной пролетарского Старика.

– А какая вам вообще от нас польза? – вдруг спросил Ленин. – Вы что, хотите сделать на асбесте миллионы?

– Как пойдет дело. Не знаю, – ушел от ответа Хаммер.

– И на карандашах больших денег не сделаешь. Тогда что же? Что вы хотите у нас хапнуть? – поинтересовался Ильич запросто, как будто сидел с бизнесменом за одним столиком в каком-нибудь Цюрихе или Женеве.

– Я вообще-то поклонник антиквариата… – тихо и с усилием сказал доктор Хаммер, но дальше продолжать не стал.

В его голове сидела несколько лет странная мысль, похожая на манию. Появилась она после того, как в одной из американских газет он увидел фотографию проломленной стены Зимнего дворца. Подпись под фотографией гласила, что это след от ядра крейсера «Аврора», расстрелявшего Эрмитаж прямой наводкой. Ниже была помещена заметка, в которой говорилось о тотальном разграблении музейных коллекций городской беднотой, проникшей через этот разлом. Сейчас, конечно, через четыре года после судьбоносных событий о подобном обогащении посредством штурма не могло быть и речи. Хотя в Эрмитаже, наверное, сохранились вещи, не имевшие исторической ценности, но которые можно было пустить в дело. Например, старые ковровые дорожки. Кому они были нужны, кроме моли? Можно их вывезти в США и сшить, положим, домашнюю обувь. «Царские тапочки от доктора Хаммера!» Звучит? Не просто звучит, а это хит сезона!

– Так что же насчет антиквариата? – продолжал пытать Ленин.

– Нет… Антиквариат мне не нужен, – с усилием пробормотал молодой человек, потому что врал и язык его поворачивался с трудом. – Я не могу отбирать у русского пролетариата культурные ценности. А вот, например, иконы… – Он запнулся.

– Иконы?! – с веселым удивлением переспросил Ильич.

– Без окладов. Одни деревяшки, – просительно выдохнул доктор Хаммер. – Они весьма интересны… Интересны с этнографической точки зрения.

– Нелепые картинки деревенских богомазов, не получивших специального академического образования? Интересны? – очень явственно, почти по слогам осведомился вождь.

– Да. Они мне нравятся… – выдавил из себя молодой человек.

– Сейчас. Я напишу записку, – пробормотал Ильич, подавляя в себе приступ хохота.

Он взбодрился. Слабость и потливость, которые мучили его уже несколько дней, неожиданно прошли. Он понял, что перед ним сидит сибирский валенок, пусть и американского производства. В асбесте гость кое-что понимает, но в живописи, конечно, ни в зуб ногой. И даже не скрывает своей серости, своего полного незнания искусства как такового.

– Пойдете к товарищу Горбунову, и он вам отсыплет сколько захотите, – сказал Ленин. – Но только без окладов. Оклады пошли на помощь голодающим.

– Да, спасибо. Оклады мне и не нужны, – согласился доктор Хаммер, принимая записку. Он был на седьмом небе от счастья.

– Когда составите контракт на концессию с нашими юристами, мы сразу же одобрим его в Совете народных комиссаров… Вы будете первым из зарубежных капиталистов, кто будет работать на нас. Поздравляю.

Всё происходило с катастрофической быстротой. Однако, услышав слово «контракт», молодой человек затуманился, и затмение ума, происшедшее с ним, не ускользнуло от внимания Ильича.

– Бюрократия? – весело осведомился Ленин, называя предмет, который напугал наивного американца. – Вы боитесь наших кувшинных рыл, которые будут ставить палки в колеса?